Вернулся Лабушардьер.

— Мы обыскали все на баке, — объявил помощник капитана. — Пистолетов нет ни в сундуках, ни в койках.

Мариан не осмеливалась подойти ближе, боясь попасться на глаза любовнику. Он сразу же прогнал бы ее, а ей хотелось досмотреть сцену до конца. С верхних ступеней трапа она все прекрасно видела и могла не опасаться, что ее заметят. Сцена была любопытной, даже пикантной, потому что впечатление усиливалось зрелищем страдания. Как хорош этот униженный матрос! У него такие сильные, красивые мышцы, великолепные бедра и плечи, руки, созданные для любви. И как прекрасно его лицо, одновременно мечтательное и волевое, — она хорошо разглядела его, когда он поднял глаза на помощника капитана. Тонкие черты, ясный взгляд: он слишком изящен для моряка. Но его чело уже отмечено страданием: на лбу наметилась морщина, которая становится все явственней, по мере того как нарастает внутреннее напряжение. Казалось, весь он сжался в кулак, пытаясь сдержаться. Его глаза потемнели. От чего? От стыда? От гнева? От желания мести? Или от всего этого вместе? Он был великолепен. Мариан сгорала от желания подойти поближе.

— Так где же пистолеты господина Годе? — спросил капитан.

Мадек не ответил, только еще сильнее стиснул зубы.

— Каналья! — заорал Годе. — Черт тебя побери, либо ты будешь отвечать, либо тебя выпотрошат, как грязную свинью!

Мариан рискнула сделать шаг вперед. Теперь она тоже стояла на юте. Трое мужчин кричали одновременно, парики у них съехали набок, лица были залиты потом. Годе схватил Мадека за ворот, наступил сапогом на его босые ноги и занес руку для удара. И вдруг стало тихо: послышался шорох муслина, шелест платья Мариан, — зеленовато-дымчатое облако мягко приблизилось к мужчинам. Все взгляды обратились к ней. Она раскрыла зонтик и улыбнулась. Годе поспешил ретироваться. Но он не успел сделать и трех шагов. Все произошло так быстро, что никто не понял, как почтенный чиновник Ост-Индской компании оказался на полу, без сознания и с разбитой губой. Стоявший над ним с поднятым кулаком Мадек, казалось, сам был ошарашен. Он весь дрожал. Офицеры схватили его, но у Мадека не было силы сопротивляться — он всю ее вложил в удар. Ветер внезапно усилился. Молодая женщина зябко поежилась, щелкнула зонтиком и ушла в кают-компанию, даже не оглянувшись.

Вопреки заведенным на борту «Герцога Бургундского» порядкам, ужин на этот раз был подан после захода солнца. Мариан очень хотела есть, но не жаловалась. Она знала причину задержки: норовистого матроса следовало примерно наказать, а эта процедура заняла много времени.

Стол был накрыт в офицерской каюте, которая при свечах казалась не такой мрачной, как при свете дня. Расправляясь с поданной ей половинкой каплуна, Мариан исподволь поглядывала на Годе. Его грубое лицо раскраснелось, было заметно, что он много выпил — должно быть, хотел отвлечься от послеобеденного инцидента. Впрочем, он уже вполне пришел в себя: ел с аппетитом и был довольно оживленным. Обычно он своим высокомерием и холодным обращением с окружающими вносил напряжение в любое застолье, а сегодня даже смеялся шуткам офицеров. Мариан объяснила это воздействием вина. Она почувствовала, что Годе, скрытный во всем, что касается его планов в Индии, готов заговорить. Во второй раз за сегодняшний день и, возможно, за всю поездку, — ибо от самого Лориана все дни напролет ей приходилось скучать. Мариан распирало от любопытства.

Матрос убрал тарелки и подал на десерт арак.

— Когда будете отплывать из Пондишери, капитан, велите заковать воришку в кандалы!

Дю Кенуа удивился совету Годе.

— Однако, сударь, ваше оружие еще не нашли. Я приказал бросить виновного в трюм и держать там до прибытия в Индию. Он будет находиться на борту под арестом пятнадцать дней. А потом…

— Потом мне придется заняться делами и будет не до пистолетов. Вы это прекрасно знаете, дю Кенуа. Я считаю, что вы чересчур терпимы. Этого негодяя следовало бы засадить к крысам и не выпускать до возвращения в Лориан.

— Он бы там умер. Между прочим, он вполне здоров, а здоровый матрос — большая редкость. Вы же знаете, как трудно набирать людей во флот.

Годе выпил еще арака. Дю Кенуа хотелось поскорее закончить этот неприятный разговор, подчеркивавший его подчиненное положение, и он обратился к Мариан:

— Скоро мы будем в Индии, и нам придется расстаться с вами, мадемуазель де Шапюзе.

— Увы, господин дю Кенуа.

— Признаюсь, вы для нас загадка. Мы до сих пор не знаем, что вы собираетесь делать в этой стране.

Алкоголь развязывает языки. «Может, пора удовлетворить любопытство офицеров», — подумала Мариан, которая за шесть месяцев с тех пор, как корабль отплыл из Лориана, ни разу не обмолвилась о цели своего путешествия. Что до занятого своими делами Годе, то будущее Мариан его не заботило. Сейчас он, похоже, вообще не слушал.

— У меня… есть родственница в Пондишери, госпожа Карвальо. Она обещала найти для меня подходящую партию в городе. Правда, я в этом немного сомневаюсь. Но ведь я сирота. Это брат заставил меня поехать к ней.

— В Кейптауне вы сказали мне, что едете к отцу, — удивился дю Кенуа. — То же самое сказал ваш брат, когда договаривался, чтобы вас взяли на борт.

— Вы устали, господин дю Кенуа, и путаете меня с кем-то другим, — Мариан заставила себя улыбнуться.

— Суда Компании не часто перевозят столь прекрасных пассажирок, сударыня. Я не мог вас ни с кем спутать.

— Спутали с какой-то другой женщиной из другого путешествия, — с безразличным видом проговорила Мариан, будто не слышала его ответа.

Дю Кенуа решил не настаивать. Он совершил столько плаваний, что уже не был ни в чем уверен.

— Климат в Индии очень тяжелый, — сказал он. — Будьте осторожны. Эта страна подходит не для всех.

— Кому она вообще подходит? — вмешался Годе. — Разве что английским свиньям!

— Тем не менее было бы неплохо, если бы мы сумели их прогнать, — заметил дю Кенуа.

— Пора заканчивать эту войну.

— Но разве Франции не выгодно закрепиться в Индии? Там столько богатств. К тому же это страна мудрецов… Люди там мирные, трудолюбивые и нас любят; говорят, они живут по законам природы!

— Вы никогда не ходили дальше набережной Пондишери, капитан, и слишком увлекаетесь нашими философами, — перебил его Годе. — Единственное, что мы можем делать в Индии, это скупать по низким ценам алмазы, специи и муслин. Чтобы завоевать Индию, надо продолжать войну. А кто будет платить за это? Компания? У нее и без того дела идут скверно! Еще немного — и торговля перестанет приносить прибыль.

— Но ведь Дюпле все-таки ведет войну.

— Дюпле — идиот.

Дю Кенуа аж подпрыгнул от этих слов.

— А говорят, что он ваш друг. И вроде бы вы сами много лет жили в Индии…

— Да, я жил там несколько лет, — смутился Годе, — и знаю, о чем говорю. В Пондишери, в Шандернагоре я часто бывал на рынках, в лавках, посещал банкиров, иногда путешествовал. Янаон, Карикал, Маэ — всего пять факторий. Поверьте, этого вполне хватит, чтобы поставлять во Францию пудру для дам.