опускались прямо в воду. Под этим куполом и хранилась их лодка от зноя и дождей. — Может покатаемся на ней?

— Папа же пустил нас погулять только на полчаса, — напомнила Лиза. — Время наше истекает, и нам нужно возвращаться.

— Ну, тогда может вечером?

— Может быть, но…

— Ой, дядя Вася идет!

И вправду, к ним приближался их садовник, дворник и сторож. Ему было около шестидесяти лет. Ходил всегда в сером длинном переднике и в своей любимой поношенной фуражке. По его морщинистому лицу, обрамленном сединой, было видно, что много горя он носит с собой, и что только водка спасала его от уныния. Тощий да слегка хромой, он подошел к детям:

— Батюшка велел вам идти к столу.

— Благодарим, Василий Павлович, — ответил Роман. — Мы уже идем.

Когда дети вошли в столовую, Федр Николаевич и Наталия Михайловна, их родители, уже были за столом, дожидаясь своих чад.

Просторная светлая столовая была наполнена запахами липового чая, меда и свежеиспеченного хлеба.

— Прошу к столу! — сказал отец, откладывая недочитанную газету в сторону.

Дети подошли. Родители встали.

— Возблагодарим Нашего Господа, — сказал Федр Николаевич своим мягким бархатным голосом и склонил голову. Всё, сложив руки, покорно повторили его жест. — Отец Наш Небесный, мы стоим пред Тобой с благодарностью за новый день, за нашу семью, за эту пищу, за Библию, за Твою любовь. Просим у Тебя благословения и мудрости в исполнении Слова Твоего, Воли Твоей. Всецело доверяемся Тебе. Ты — Наш Бог. Пусть во всем будет перст Твой. Мы жаждем Твоего присутствия и водительства в нашей жизни. Да будет славно Имя Твое! Да будет Благословенно Имя Твое! Прими сию молитву через Сына Твоего Иисуса Христа. Аминь.

— Аминь.

Все уселись.

— Ой, так вкусно пахнет! — восхищенно ахнул Саша. — Мама, что это?

— Это Марья Петровна нам готовит яблочный пирог.

— А сгущенка будет?

— Александр, одолей сначала чай с баранками, — сказал ему отец. — Приятного всем аппетита!

— Взаимно!

— Спасибо.

Приятно было смотреть на их совместную трапезу.

Федр Николаевич- мужчина лет сорока. Морщины едва ли начали касаться его лица, а седина- волосы. Сам по себе он был аккуратным и старательным как в отношении внешнего ухода и работы, так и в отношении внутреннего мира. На нем был классический коричневый костюм, а из-под жилета выглядывала белая рубашка, обрамляющая сильную стройную шею хозяина. Он любил зачесывать свои густые русые волосы на бок и носил усы стиля «Хэнд-лбар». Всё подчеркивало в нем эстета. И это было, как мы знаем, не без оснований.

— Тебе налить ещё чаю? — спросила его Наталия, когда заметила, что кружка супруга опорожнилась.

— Да, будь добра.

Хотя на дворе стоял 1928 год, тогдашние мода и взгляды на житейскую сущность не повлияли на Наталию Михайловну. Ей присущи были хорошие манеры держаться, любовь к искусству, элегантность, воспитанные в ней с той французской царской России. И сейчас, когда эта эпоха давно прошла, женщина сохранила прежнюю закалку. За столом сидела благородная дама с прекрасными белыми кудрявыми волосами, заложенными кзади, и темно-голубыми глазами. Ей очень подходили одетые сегодня длинная до пола синяя юбка с высокой талией и, заправленная в нее белоснежная блузка с длинным рукавом до запястья. Из-под ее воротничка выглядывала большая синяя брошь.

— Благодарю, — сказал Федр Николаевич, принимая вторую порцию ароматного чая из рук жены.

В этот момент в столовой появилась Марья Петровна, женщина в возрасте, исправно служившая господам уже двадцать третий год. Лицо, фигура, одежда, говор и поведение этой женщины могли говорить только о ее добросердечности и только. Она несла большой поднос с еще горящим пирогом и с вазочкой сгущенного молока.

— Ура! Ура! Сгущенка! — закричал Саша и заиграл под скатертью ногами. Он жадно следил за каждым движением Марьи Петровны и ожидал с нетерпением того момента, когда она положит вазочку на стол и он сразу же съест ложечку, другую любимого лакомства. Лиза, да и Рома, заметили реакцию Сашки на приход няни и не могли не улыбнуться, изредка косясь на него. Как только сгущенка оказалась на столе, объем её в сосуде, как и следовало ожидать, резко начал уменьшаться.

— Сашенька! — воскликнула мама. — Ешь поспокойнее! Куда ты торопишься? — на её лице были заметны и удивление, и строгость.

Эти слова матери заставили мальчика остановиться. Он и вправду увлекся. Темными пятнами устилалась дорожка по чистой белой скатерти от вазочки со сгущенным молоком до тарелочки Саши. Да и сам он был не очень. В сладком оказались его пухлые розовые щечки и кончик кнопочного носика, усеянного веснушками. Ложку он случайно повернул вертикально, и остаток сгущенки с чашечки ложки стекал по стеблю к ручонке, уже облипшей сахаром. Поняв, что ведёт он себя неподобающе, Сашка со стыдом опустил глаза, голову, плечи… Ему стало очень стыдно.

— Не серчайте, Наталья Михайловна, — с пониманием произнесла нянечка, — это ребенок, ему ещё это позволительно. Пускай балуется.

— Я вовсе не серчаю, Марья Петровна, — с мягкостью в голосе ответила мать. — Я хочу, чтобы Александр понял, что нужно кушать более аккуратно, — продолжала она, глядя на своего сынишку.

— Сынок, слушай, что мать тебе говорит. Будь аккуратным, — подтвердил отец, допивая чай.

— Марья Петровна, присоединяйтесь к нам! — пригласила мать к столу няню.

— Ох, батюшки! — взмахнула руками та. — Кушайте сами, а я потом, когда уберусь, и позову ещё дядю Васю; его тоже кормить нужно, — выговорила няня, удаляясь из столовой.

Сашка немного приободрился и исподлобья стал медленно осматривать лица окружающих, что на них написано. Все они смотрели на него, тщетно пытаясь скрыть свою улыбку, но у мальчика выражение лица не изменилось. Он с виновным видом стал облизывать свою ложку. Глядя на эту опущенную светлую головку, ручонки в липкой сладости, мама усиленно и глубоко вздохнула:

— Сашенька, Сашенька…. Лиза, милая моя, подай мне, пожалуйста, горбушку хлеба.

Лиза поспешно подала ее матери. Наталья Михайловна намазала на хлеб сгущенное молоко и положила в тарелку Саши:

— Кушай, сластенушка наша!

Это вмиг все изменило. Сашка понял, что прощен, и с превеликим удовольствием начал лопать предложенное лакомство.

— Благодарение Богу за великолепный завтрак, — сказал Федр Николаевич, поднявшись из-за стола. Он наклонился к своей жене и поцеловал ее в лоб. — Извещай меня о любом изменении состояния. Хорошо? — отец не ушел, пока не услышал ее тихое «Да, конечно». Удовлетворившись ответом, он взял свою газету: — Саша, я буду в библиотеке. Когда покушаешь, можешь подняться, и мы позанимаемся с тобой. Ты помнишь об этом?

— Угу! — ответил Саша с полным ртом.

— Ты еще не передумал учить стих?

Мальчик замотал головой: нет.

— Замечательно! Тогда