Мир стал таким, когда произошло Событие. Именно так, с заглавной буквы.

Что тогда творилось, можно было догадаться, посмотрев на соседний дом – закопченный, оплавленный, угол его стек, словно воск со свечи, намертво запечатав крайний подъезд, а из середины дома, на уровне седьмого этажа, торчал костяк какого-то крылатого чудовища, врезавшегося в здание во время События. Иван и Стас не раз до хрипоты спорили, что же это за тварь была, но к согласию так и не пришли.

Докурив, Стас аккуратно загасил окурок в специально установленной возле двери большой металлической пепельнице и, зябко передернув плечами, отправился обратно.

* * *

– Слушай, Вань, а оно нам надо? – с сомнением протянул Стас, разглядывая разложенные на верстаке снимки. – Это же аккурат посередь дороги Потерянного Поезда.

Палец Хромого уперся в тонкую нитку железнодорожных путей, проходящих совсем рядом с местом их предстоящей операции.

– Ну, это, конечно, не яблоки у тети Зины таскать, но бывает и хуже. Просто еще одна гадость, оставленная нам милыми предками. В конце концов, не в туркестанские степи отправляемся. Опять же сто сорок монет, что, согласись, существенно.

– Так-то оно так, да ведь Новый год на носу, вот что меня беспокоит. Знаешь ведь – самое лихое время, лучше без нужды не высовываться.

– И снова ты прав, друг мой, – кивнул Иван, – только что же ты молчал, когда Акимыч нам песни пел?

– Так ведь сто сорок монет! – развел руками Стас и улыбнулся. – И опять же Сибиряку с Песчаником нос утереть.

– Но три дня, – хмыкнул Иван, – придется напрягаться.

– Значит, нечего лясы точить, давай дело делать. – Хромой расчистил на верстаке место, сдвинув в сторону заготовки амулетов, костяную трубку с начатым хитрым узором и кучу прочей неопределенной мелочи. Неторопливо разложил оставленные приказчиком снимки, выровнял легкими касаниями, навис над получившейся картой, упершись ладонями в столешницу. Ведуном он не был, тонкие миры не видел, но интуиция у Стаса была потрясающая. Такая, что Иван иногда думал: а не скрывает ли друг какие-то свои способности? Впрочем, слишком многое они прошли вместе, слишком часто от доверия зависела жизнь. Так что ведун просто смирился с тем, что в напарники ему достался воин с редкостным чутьем на всякие гадости. Такой он есть, и нечего богов гневить.

Иван, что-то бурча под нос, прошел к длинным книжным шкафам, что занимали дальнюю от входа стену огромной комнаты с низким потолком, служившей напарникам кабинетом, мастерской и время от времени столовой. Привычным движением достал с полки толстую тетрадь в кожаном переплете. Без такой тетради не обходился ни один уважающий себя вязальщик – в них заносились малейшие крупицы знания о существах, появившихся в мире после События, о необычных местах, где удалось побывать самому, и о тех местах, о которых рассказывали удивительное. Сюда также записывались легенды, слухи, заклинания и системы медитации – словом, все, что могло однажды пригодиться и спасти если не жизнь, то душу, или суть, как называли вязальщики эту неопределенную субстанцию, позволяющую людям оставаться людьми.

– И кого мы там можем встретить? – не оборачиваясь, спросил Стас.

– Так, судя по всему, – листал плотные желтоватые страницы вязальщик, – Каблучки, Мальчика-отличника и Портфель. Всего троих. Не худший вариант. Кстати, если верить тем свидетельствам, что у меня имеются, никто не видел их там вместе. Только поодиночке. Еще один плюс.

– Поодиночке, говоришь, – Стас не отводил взгляда от снимков, – это, конечно, хорошо. Будем надеяться, что нам хватит везения на весь остаток года.

* * *

Вышли задолго до рассвета.

Заперев двери и запечатав их знаком, Стас опустил в карман полушубка массивный ключ, подергал дужку замка и неторопливо поднялся по ступеням к притопывающему на морозе Ивану. До ближайшего постоялого двора с теплой конюшней предстояло еще прошагать мимо пары одиноко стоящих высотных домов – пустых, заросших ломкой белой мороз-травой, вывернуть к древнему, выгнувшему спину над заброшенной железной дорогой мосту и идти вдоль него.

Напарники размеренно шагали посреди улицы, внимательно поглядывая на темные окна и подъезды, хотя опасности не ждали – места были хорошо знакомые, не раз ими чищенные, но привычка везде и всегда соблюдать осторожность давно стала неотъемлемой частью их натуры. Потому и дожили они до своих лет достаточно здоровыми телесно и в своем уме остались. Непроглядно-черное брюхо моста закрывало звезды, в глубине под опорами что-то шевелилось, попискивало, но, судя по ощущениям, угрозы не представляло – одна ночная живность ест другую, картина понятная и естественная.

Зажелтело впереди окошко постоялого двора, донесся запах свежего хлеба, всхрапнула чья-то лошадь – видимо, кто-то спешил, тоже встал до рассвета. Может, курьер, а может, купчик с вечера загулял да решил поутру проветриться.

Не заглядывая в дом, друзья прошли к длинному бетонному ангару, в котором размещалась платная конюшня. Сонный служитель, потирая кулаком глаза, провел их к отдельному ряду узких стойл, из которых неслось тихое шипение.

Иван вывел сине-черного полоза, пахнущего сухим горячим песком, ласково потрепал по вытянутой морде. Тот сразу же извернулся и ткнулся носом в Стасово плечо, настойчиво шипя и пытаясь облизать его красным раздвоенным языком.

– Погоди ты, погоди же ты, Уголек.

– Разбалуешь. Испортишь скотинку, – тяжело вздохнул Иван, глядя, как друг роется в кармане полушубка, доставая завернутое в тряпицу засахаренное яблоко. – И ведь заранее прихватил. Я тебе сколько раз говорил, чтобы ты его не кормил сладким, а?

– Да не гунди ты, Вань, – отмахнулся Хромой, умильно наблюдая, как Уголек хрумкает яблоко.

Перед воротами, из которых тянуло холодом, полоз замешкался, замотал головой, но все же позволил вывести себя на улицу и, вздохнув, побрел к стоявшим под навесом легким саням. Держать полоза и сани возле своего дома напарники считали нецелесообразным – уход, кормежка, еще одно теплое помещение… при мыслях об этой мороке они дружно махали рукой и предпочитали ежемесячно платить хозяину постоялого двора. Да и содержать неприхотливых выносливых полозов куда дешевле, чем лошадей, не говоря уже о неповоротливых колесных сооружениях, что по старинке называли автомобилями.

Иван тихонько чмокнул губами, тронул поводья, и Уголек сразу пошел своим странным скользящим аллюром. Стас завороженно смотрел, как рептилия с неземной грацией выбрасывает вперед сначала задние, потом передние ноги, поводит из стороны в сторону вытянутой сплюснутой головой, стреляя ярко-красным языком.

Небо из черного делалось фиолетово-бархатным, побежала по краю апельсиновая полоса рассвета, чуть ниже проступило серо-стальное лезвие безоблачного зимнего утра, почти прозрачное, еще не налившееся холодной звенящей синевой.

– Приехали. – Иван спрыгнул в снег, повел Уголька к развалинам, оставшимся от древнего ангара неподалеку от заброшенной железнодорожной станции. Примотал поводья к торчащей арматуре и кивнул Стасу: – Давай. Глянь по сторонам и помоги запечатать. Не будем тянуть.