— А-а, гады! — закричал он, отступая и взводя курок. — Все равно не спрячетесь!

Грохот выстрела покатился по коридору, но за дверью по-прежнему не раздавалось ни звука. Зато где-то за поворотами послышался топот.

Значит, они у нее! Ну, держитесь!

Роберт отпрыгнул от двери и побежал по змеиному кольцу коридора прочь от приближающихся шагов.

Дверь каморки Гедды оказалась незапертой, и он вылетел прямо к столу, задыхаясь и наводя дуло пистолета на кровать. Кровать расплывалась перед глазами.

Получайте то, что вам причитается!

Выстрелить он не успел.

— Роберт!

Он резко обернулся, чуть не потеряв равновесие, — и пистолет со стуком упал на пол. Гедда стояла у стены, бледная и неподвижная, и пальцы ее теребили страницы книги.

— Ага, он уже смылся… — горько и зло сказал Роберт.

Гедда, казалось, не слышала его. Она стояла перед ним, невысокая девчонка с белым застывшим лицом в обрамлении каштановых волос, смотрела на него и молчала.

Молчание затягивалось, давило на плечи, сжимало горло. Роберту вдруг стало очень плохо. Что-то заныло внутри, там, где раньше располагали душу, хотя потом оказалось, что нет у людей никакой души. Ему стало так плохо, что он почти протрезвел.

— Если бы я сейчас спала… — в зеленых глазах Гедды что-то дрогнуло. — Ты мог убить меня.

— Послушай!..

— Ты мог убить меня, — тем же бесцветным голосом повторила Гедда. — Хотя я ни в чем не виновата. И не тебе судить…

Роберт, зажмурившись, шагнул к ней, и в голове зазвенело от хлесткой пощечины.

— Убирайся! — спокойно сказала Гедда.

Он пошатнулся и молча пошел к двери.

— О, да ты пьян! — голос Гедды слегка оттаял и зазвучал насмешливо. — Поздравляю с совершеннолетием! Ты на верном пути. И забери оружие, Отелло!

Она ногой подтолкнула пистолет к двери, но Роберт вышел, не обернувшись.

Он не соображал, куда и зачем идет, да и все равно ему было, куда идти. Главное — подальше от Гедды. Навсегда подальше от Гедды. В ушах стоял ровный негромкий гул, а пол ускользал из-под ног, словно он пробирался по льдинам в половодье.

Впрочем, льдины в половодье — это только в кино.

…Он ходил по коридорам бесконечно долго, не думая ни о чем. Когда он услышал за спиной звук шагов, ему было на все наплевать. Его схватили за рукав, и откуда-то снизу раздался дребезжащий голос Ричарда Леннокса:

— Постой, Роберт!

— Отстань! — вяло отмахнулся Роберт, но Леннокс продолжал держать его за рукав, и Роберт остановился.

— Послушай меня… Я же к тебе хорошо… Так ведь? — как обычно, ронял Леннокс обрывки фраз. Комбинезон висел на нем мешком.

Это было правдой, и Роберт неохотно кивнул.

Маленький, весь какой-то сморщенный наркоман Леннокс иногда заходил в его каморку, когда ненадолго возвращался к реальности из мира своих наркотических грез. Они болтали о разных пустяках, но чаще всего Леннокс рассказывал ему о Земле, о своем родном городе где-то в Иллинойсе, городе, который он видел в последний раз семилетним мальчишкой.

Заурядная была история. Мать Ричарда отравилась, когда поняла, что мужу не бывать уже одним из владельцев «Стил корпорэйшен», а отец еще несколько месяцев участвовал в организации мятежей против нового режима и наконец, после неудавшейся попытки государственного переворота, бежал сюда, в Пояс астероидов, захватив с собой Ричарда. Все, как у других. С той, может быть, разницей, что отец Леннокса дольше других не хотел верить, что все потеряно и неустанно строил планы интервенции. Он так и умер с надеждой, что вернутся когда-нибудь старые времена.

— Остерегайся Жоржа! — продребезжал Ричард Леннокс, отводя глаза в сторону. — Он уверен, что это ты пальнул по его двери… Грозится свернуть шею. Тедди Хэмер слышал, как ты кричал. Пришел в бар, сказал Жоржу… Учти, — Леннокс слабо сдавил руку Роберта, — Жорж пьян… Пошел тебя разыскивать…

Роберт хлопнул себя по карману и вспомнил, что пистолет остался у Гедды.

— Передай Скотине, — храбро выпятив грудь, сказал он, — что если сунется ко мне — получит сполна! И вообще… Спасибо за совет и оставь меня в покое!

Роберт высвободил руку и, не оборачиваясь, пошел по коридору. Леннокс печально посмотрел вслед, и его маленькое личико сморщилось еще больше. Он хрустнул длинными пальцами и пробормотал:

— В конце концов… Мне-то не все ли равно?

«Да, день рождения начался очень даже весело, — размышлял Роберт, шагая неизвестно куда. — Скучать почти не приходится… Врешь, Скотина, убивать ты меня не собираешься! — Роберт с ненавистью стиснул зубы и свернул в узкий боковой проход. — Это тебе не выгодно. Отчаянные парни нам очень нужны — не так ли? А их все меньше и меньше. Избить, запугать, подчинить — вот твоя цель! Что ж, попробуй, да смотри не поломай зубы. Даже если с Геддой у тебя ничего не было, а я уверен, что не было — и тут я сам оказался скотиной, — если даже ты не дотрагивался до нее своими грязными пальцами и все твои рассказы просто вранье — все равно я тебя ненавижу, потому что ты падаль, был падалью, падалью и помрешь. Потому что ты не человек, а именно скотина… А теперь все к черту — и спать! Забиться в тайный закуток — и отдышаться…»

Он свернул в еще один, совсем узенький коридор, протиснулся между обжигающе ледяными колоннами энергоприемников, подошел к едва заметной в темноте куче разного мягкого хлама, который он натаскал отовсюду в это укромное местечко, рухнул лицом вниз и закрыл глаза.

И тут же перед ним возникло лицо Гедды, бледное лицо, не испуганное, а чуть удивленное, застывшая маска с изумрудами на месте глаз. И в ушах вновь зазвучал ее голос: «Убирайся!..» Он вдруг почти отчетливо осознал, что Гедда совсем не испугалась, словно ей было все равно.

— Прости меня, Гедда! — сказал Роберт непослушными губами.

И сдался, не в силах справиться с туманной каруселью, которую кто-то когда-то с бешеной скоростью закрутил в голове.

— …Повторяю: панихида начнется через пятнадцать минут в Круглом зале.

— Мне-то что! — пробормотал Роберт и окончательно проснулся.

«О-о, боже мой! — мысленно простонал он, осторожно покачав головой. — Боже мой!..»

Во рту было сухо и противно, голова еще не прояснилась, к горлу подкатывала тошнота. Он не сразу понял, где находится, и лежал, прислушиваясь к легкому гулу энергоприемников. Ужасно хотелось пить, и он пожалел, что голос вытащил его из прекрасного сна, где можно было взахлеб глотать холодную вкусную воду, фонтаном бьющую прямо посреди коридора.

Он вспомнил о Гедде, и ему стало еще хуже. Он тряхнул головой, поморщится от боли и приказал себе не думать о Гедде.