«Не ищи меня, все равно не увидишь, я нахожусь у тебя внутри».

— Внутри?

«Ты только что отправил этого несчастного на тот свет».

— Где ты, кто ты есть?

«Сказано тебе, я внутри, перестань спрашивать одно и то же!»

— Не может быть, чтобы ты находился у меня в голове! «Еще как может! Успокойся, я тебе все объясню!»

— Ты дьявол?

«Нет, я твоя бессмертная часть».

— Что?

«Я карма — то, что возродится к жизни, когда ты умрешь».

— Когда я… Не понимаю. «Ничего, придет время, поймешь!»

— Я не хочу умирать!

«Да не бойся ты, я не причиню тебе зла!»

— Не хочу слышать тебя, ты нечистая сила, оставь меня в покое!

Привлеченные криками, Давида окружили люди.

«Не затевай скандала, — наставительно произнес голос. — Со мной не обязательно разговаривать вслух, я прекрасно слышу твои мысли».

Давид затряс головой:

— Изыди, анафема, я не хочу отправляться в ад! — Он тяжело и часто дышал, затыкал пальцами уши и кричал: — Уходи! Уходи!

Давид даже не замечал, что все остальные столпились вокруг него с выпученными глазами.

— Позвольте пройти! — сказал кто-то, и Давид узнал отцовский голос.

— Папа, я не хочу в тюрьму!

— В тюрьму? Да если они тебя схватят, то сразу убьют! — Отец взял его под руку.

— У меня в голове поселился дьявол!

— Успокойся! Пойдем отсюда! — Они вышли на узкую деревенскую улицу, где стояла приведенная отцом лошадь.

Проскакав верхом с километр, они наконец очутились на проложенной среди низких холмов взлетной полосе. Отец Давида стал всматриваться сквозь туман, пока не разглядел небольшой самолетик; в метре от него под навесом сидел летчик и пил. Отец сразу перешел к делу, но летчик решительно отказался:

— Нет, сеньор, погода паршивая, слишком опасно, сами видите — мы друг друга-то едва различаем. Кроме того, у меня нет лицензии на пилотирование в ночное время.

— Я все понимаю, а потому плачу тебе двойную цену.

— Да в чем дело, сеньор? — насмешливо спросил летчик. — Я и сам люблю иногда побезобразничать, но не до такой степени, жизнь у меня только одна!

— Хорошо, пять песо, чтобы покрыть все твои издержки!

Давид слушал отца и ничего не понимал, слишком много всего свалилось на его голову за короткий срок, так что мозг уже не справлялся с новой информацией.

— Я что, должен уехать? Но куда?

«Конечно, ты должен уехать, — ответил ему внутренний голос. — Ты ведь убийца, от таких, как ты, одни неприятности!»

— Замолчи! — выкрикнул Давид, и отец с летчиком обернулись.

— Это кому ж замолчать?

— Он немного не в себе, — пояснил отец. — Ему надо в больницу.

— Так покажите его врачу дона Педро Кастро!

— Нет, я хочу отправить его в одну частную клинику.

— Мне очень жаль, но я не смогу доставить его, — упрямился летчик. Издалека сквозь туман стали доноситься невнятные возгласы. — Я совсем недавно привез Рохелио Кастро, и он велел мне ночевать здесь.

— А, так ты пилот Рохелио? — Мужчина утвердительно поджал губы. — Тогда тебе лучше поскорее уносить ноги. Рохелио только что убили и, похоже, за тобой тоже сейчас явятся. Слышишь, кричат?

— Не пытайтесь мне мозги пудрить, нашли сопляка!

— Да с какой стати мне тебя обманывать! Разве не твой самолет приземлился меньше часа тому назад? Ты привез Рохелио на танцы, он там с кем-то девку не поделил, и его убили!

— Ни черта себе! — заинтересовался летчик.

— Женщину зовут Карлота, и Рохелио прилетел за ней, правильно? Ну вот, там он и остался, а теперь тебя ищут.

— Да меня-то за что же?

— Отец девушки считает, что ты сообщник. — Издалека опять послышался едва различимый крик:

— Сдавайся!

Летчик посмотрел на Альфонсо Валенсуэлу и сказал:

— За десять песо!

— За пять, и отвезешь его вот по этому адресу.

— Эх, да что там, о чем разговор, сеньор Валенсуэла, наша жизнь и сентаво ломаного не стоит! Вы полетите?

— Нет, мне лучше побыть здесь.

Давиду не давала покоя его бессмертная часть, решившая выступить в роли советчицы: «Когда кого-то убиваешь, самое верное — спасаться бегством. Немного движения пойдет тебе на пользу».

— Может быть, лучше на лошади? — обратился Давид к отцу.

— Хочешь, чтобы тебя схватил Насарио? Нет, ты полетишь на самолете, и поторопись, пока сеньор не передумал, он отвезет тебя домой к твоим дяде и тете, поживешь несколько дней у них. — Летчик запустил моторы, и Давид захныкал:

— А как же дьявол? Отец обнял его:

— Не обращай на него внимания, сынок, — и подтолкнул к самолету. — Знаю, как тебе тяжело, но лететь надо, ты же знаешь этих Кастро! Ну, попутного ветра! — Самолетик покатился, а папа остался стоять на взлетной полосе и, удаляясь, постепенно растворялся в тумане. Давно уже Давид так не плакал. Послышался выстрел, потом еще один.

— Спокойно, — сказал летчик. — Еще немного, и мы в Кульякане!

В одиннадцать вечера такси доставило Давида к дому дяди и тети. В пути его бессмертная часть никак себя не проявляла, но, несомненно, никуда не девалась, а просто затаилась в какой-то мозговой извилине. Сначала такси мчалось по дороге, ведущей из аэропорта, затем свернуло на шоссе Кульякан-Наволато, потом по бульвару Сапа-ты доехало до самой Коль-Поп. Давид осунулся, у него бессильно отвисла челюсть, но по крайней мере его больше не трясло, как в лихорадке. Прошло три часа с той минуты, когда он убил Рохелио Кастро.

Пока самолетик рассекал ночную тьму, пилот говорил Давиду:

— Судьба — агава, а жизнь — сентаво. Вот и Рохелио все веселился, предвкушал встречу со своей девушкой, а дело видишь как обернулось. А с тобой, земляк, что приключилось? Почему тебя хотят отправить в клинику?

В ответ Давид сказал, что у него болит желудок и резь в животе такая — терпежу нет.

— Да, вид у тебя затраханный, — посочувствовал ему летчик. Потом громко, чтобы перекричать рев моторов «сессны», начал рассказывать о том, какая у него восхитительная, полная риска жизнь: — В какие только переделки я не попадал, приятель, — перевозил наркоту в грозу, в самую нелетную погоду, попадал в плен к партизанам, похищал девушек, разбивался целых шесть раз, однажды сажал самолете заглохшими моторами, когда бензин кончился! Люблю опасность, адреналин в крови! Единственное, чего я еще не успел, — побывать в шкуре карающего ангела; надо иметь особую начинку, чтоб убить человека! — Услышав это, Давид вспомнил, как Рохелио повалился, будто мешок, рухнул замертво меж тремя зажженными качимбами. Он смотрел в иллюминатор, и перед его глазами время от времени возникала красная курточка Карлоты Амалии, ее улыбка, а еще дальше, как на декорации, висела луна в компании Млечного Пути, Венеры и Плеяд.