Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вот, возьми на расходы. — И, помедлив, добавил: — Я уже дал денег дяде Грегорио, чтобы ты ни в чем не нуждался; он подыщет для тебя жилье.
— Да, папа.
— Делай все так, как я тебе велел; из города никуда ни на шаг!
— Да, папа.
— Я не хочу, чтобы у тебя опять возникли неприятности.
— А как же дьявол?
— Выброси это из головы! Позаботься о Давиде, — обратился он к Грегорио. — Когда найдешь для него дом, помоги обустроиться и навешай иногда.
— Не беспокойся.
— И не вздумай подавать в суд на полицию, все равно ничего не добьешься, они же над тобой и посмеются!
Давид отказался покидать аэропорт, пока самолетик не взлетел и не скрылся из виду. На обратном пути в город он думал о том, как отец защищал его от дона Педро, вспоминал Чакалу, которую не увидит уже никогда в жизни. Давид почувствовал боль от образовавшейся в душе пустоты. «Умираю», — мысленно решил он. «Да нет, — возразил голос. — Это всего лишь одно из проявлений того, как человек воспринимает одиночество». Дядя Грегорио посмотрел на Давида в зеркало заднего обзора и поинтересовался, нравится ли ему бейсбол.
— Бейсбол? — переспросил Давид. — Не знаю, никогда в него не играл.
Пять часов спустя он стоял на краю бейсбольной площадки и наблюдал за игрой команды «Депортес Бейб Рут», которую тренировал и содержал на свои деньги дядя Грегорио. Она проигрывала с разгромным счетом: один — одиннадцать. На восьмой подаче, когда стало ясно, что поражение неминуемо, дядя предложил Давиду выступить в роли подающего.
— Надо просто бросить мяч кэтчеру!
— Я не умею…
— А ты вообрази, что перчатка — это кролик!
— И все?
— Ну, на самом деле тут целая наука, но сейчас объяснять некогда, что получится, то и ладно!
— Хорошо.
— Тогда переодевайся! — И дядя дал ему форму, которая раньше принадлежала Чато.
— Играть будешь? — спросил Джонленнон, сидя на спортивной сумке, грызя картофельные чипсы и запивая их газировкой. Грегорио подозвал кэтчера, Сантоса Мо-хардина по прозвищу Чоло, крепкого парня с темными пятнами под глазами, и познакомил с Давидом.
— Это мой племянник Давид, он будет подавать, принимай мяч по центру. А ты, Давид, постарайся попасть точно ему в перчатку.
Идея ввести в игру новичка, очевидно, пришлась Чоло не по вкусу.
— Они могут опротестовать результаты матча!
— Не важно, мы и так проиграли! — Чоло смерил взглядом нового питчера, и поскольку тот, похоже, не показался ему обладателем большого ума со своим разинутым ртом и выпяченными зубами, решил возразить:
— Послушайте, какой смысл менять шило на мыло?
— Ты что, каброн, возомнил себя Альбертом Эйнштейном? Все равно тебя русские не завербуют, мать их!
— Да ладно, сказать ничего нельзя…
Не обращая внимания на Чоло, Давид начал разминаться и взял бейсбольный мяч, чтобы набить руку, бросая его в перчатку свободным членам команды, но тут к нему подкрались неожиданные сомнения: мяч был такого же размера, как тот камень, что послужил причиной гибели Рохелио Кастро, только весил поменьше. Тогда он обратился к дяде:
— Послушайте, дядя Грегорио, папа не велел мне больше бросаться камнями.
— Это не камень, а мяч, так что успокойся! Тебе что, разонравилось попадать в кроликов?
— Нет вообще-то…
— Так это то же самое, только вместо кролика — перчатка!
— Хорошо, как скажете. — Давид ради тренировки бросил мячик семь раз, и это занятие ему понравилось. Он решил, что метить в неподвижную перчатку даже проще, чем в кролика. Тем временем Грегорио договорился насчет нового игрока с арбитром, а Чоло подбодрил остальных членов команды:
— Держись, ребята! Как говорил Йоги Берра, ничто не кончается прежде, чем наступает конец, и это как раз тот случай!
Сантос подошел к питчерской площадке, где уже стоял Давид, и посоветовал ему бросать как можно сильнее. Очередной игрок соперников с битой занял свое место, и по сигналу Чоло Давид сделал первый бросок, который получился мощным, точным, с хорошей скоростью. Отбивающий промахнулся, и Давид заработал «страйк».
— Вот вам, мать вашу! — восторженно завопил Чоло. Тренер противоположной команды немедленно подошел к Грегорио, чтобы оспорить результат.
— Гойо, откуда у тебя взялся этот парень?
— Мне его только что прислали из Штатов!
— А я думал, его подослали русские!
— Не будь пендехо, Риос, в России не играют в бейсбол! — Арбитр молча сметал шеткой песок с площадки отбивающего.
— Ты же знаешь, что проиграл, и я могу запретить своим ребятам отбивать!
— Не будь каброном, Риос, дай мне опробовать в деле этого парня! Сегодня ты мне, завтра я тебе, сам понимаешь!
— Ну ладно, — согласился тренер соперников, однако в душе у него остались сомнения.
И недаром. Для двух отбивающих его команды броски Давида закончились сплошными «страйками», из других лишь один успел сделать «хоумран», обежав все базы, а самый последний отбил мяч высоко вверх, и тот, повертевшись в воздухе, упал в аут.
— Матч-ин, земляк! — восторженно закричал Давиду Чоло, а Грегорио и вся команда ликовали.
— Чертов пацан, откуда он взялся! — досадовал тренер соперников.
К пущему восторгу Грегорио, приехал президент бейсбольной лиги и сообщил о назначении его тренером кульяканской команды «Лос-Томатерос», которой предстояло поехать в Лос-Анджелес и сыграть там шесть матчей. Ему давалось две недели, чтобы подобрать игроков в возрасте от восемнадцати до двадцати лет, оформить им паспорта и сшить бейсбольные костюмы.
— Послушай, Грегорио, ты ведь планируешь включить в команду этого питчера?
По дороге домой в своем зеленом «валиуме» Грегорио говорил Давиду:
— Вот так, племяш, ты хотел поехать в Соединенные Штаты и поедешь, только не батрачить, а играть в бейсбол, как тебе это?
— Нравится.
— У меня есть две недели, чтобы обучить тебя парочке приемов; слышал когда-нибудь о «слюнявой подаче»?
— Нет.
— Если уж ты сумел одним броском парня ухлопать, то вполне сможешь играть против гринго; ты же самородок, неграненый алмаз, как говорится! Руки у них коротки, у засранцев! — Дядя сердито насупился и сказал: — Если бы Чато перестал херней заниматься, мог бы шорт-стопа сыграть, да вместе с Чоло, представляешь, какая у нас была бы мощь?
— Дядя, а разве Чоло не старше двадцати?
— Да, но по свидетельству о рождении ему восемнадцать.
Восторг дяди Грегорио начал передаваться и Давиду, хотя он все еще не очень хорошо понимал, что происходит. Одно ему было совершенно ясно — чем дальше его увезут от Чакалы, тем лучше.