Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да замолчи, ты-то что понимаешь в мужских делах! — Все это время Давид молча слушал, как всегда, не понимая смысла перепалок, обычно возникающих между отцом и дядей.
— Ну а как Чато? — поинтересовался Альфонсо.
— Вот этот каброн действительно сошел с ума! Вообрази себе — хочет свергнуть правительство!
— Весь в тебя!
— Что за хренотень эта нынешняя молодежь, недоумки поганые! Все что-то читают, музыку слушают, да такую, что не понятно, как у них барабанные перепонки не лопнут!
— А прически, — подхватила тетя Мария, — волосы у мальчишек длиннее, чем женские, не хватает только, чтобы начали в косички заплетать или платочки на головы повязывать!
— Наслушаются своей музыки, а потом принимаются критиковать правительство, предпринимателей, и уж никому не под силу научить их уму-разуму! Ну, откуда, скажи, в башках у этих обормотов берется, к примеру, что религия — опиум для народа? Ну, глупости же говорят, честное слово!
— Дать им хорошую взбучку — сразу утихомирятся! Появится Чато — пришли его ко мне на несколько деньков, вернется как шелковый.
— Если бы, сейчас уж не так, как в старину, я с Чато чего уж только не делал — и говорил по душам, и денег давал, и на курорт отправлял, и трепку задавал, и что же? Да ничего, свалил из дома, шатается теперь как ни в чем не бывало неизвестно где, а наша гребаная полиция в довершение ко всему наезжает на меня, грозятся арестовать!
— Серьезно?
— Их чертов брюхач команданте так и заявил мне, да только у этого сукина сына руки коротки, я вот на них в суд подам!
— На полицию в суд?
— Конечно!
— Не будь еще большим дураком, нельзя этого делать!
— А мы с Неной считаем, что это надо сделать обязательно! — вмешалась Мария. — Почему мы должны сидеть сложа руки?
— Да если мы это оставим просто так, они с нас потом не слезут!
— И что вы надеетесь добиться, Мария? Да эти каброны тут же наедут на Грегорио, смешают с дерьмом и всю спесь из него выбьют! Первое предупреждение вам уже сделано, сами понимаете!
— Мы находимся под защитой Конституции, — возразила Нена. — У нас правовое государство!
— При всем моем уважении к тебе, племяшка, прибереги эти сказки для своих экзаменов, потому что они не имеют ничего общего с действительностью! Рассказать, как я договаривался вчера с доном Педро Кастро? Его сын Сидронио подоспел, когда я еще находился на взлетной полосе, и дон Педро, по своему обычаю, дал мне на объяснения ровно столько времени, сколько у него уходит, чтобы выкурить одну сигару. Думаешь, справедливо, что нам пришлось расстаться с Давидом? Нет, конечно, но если бы я не согласился, его бы убили.
— А если обратиться в полицию, дядя Альфонсо? Неужели не вступится?
— Кто, команданте Насарио? Да он присутствовал при нашем разговоре!
— Вот каброн! — зло оскалился Грегорио. — Думаешь, не обманут?
— Уговор дороже денег. У нас в горах люди мстительные, но честные. Опять же, дон Педро Кастро отнесся с пониманием, и Насарио тоже, один лишь Сидронио требовал возмездия, больно кровь у него горячая. Вы даже не представляете, чего мне только не пришлось им наобещать, чтобы дон Педро его утихомирил!!
Прежде чем Альфонсо успел продолжить свой рассказ, его перебила сестра:
— Альфонсо, захвати для Тере эту материю, пусть сошьет что-нибудь дочерям, и вот еше, возьми, — и сунула ему в руки полиэтиленовый пакет с мачакой.
— Мария, не нагружай меня, ради бога!
— Если ты ему ничего не всучишь, наступит конец света!
— Это ты так думаешь!
— Мать, если будут звонить из команды, скажи, я уже еду, только подброшу этого педика в аэропорт!
Они сели в дядин «валиант» (или «валиум», как называл его Чато); Давид расположился на заднем сиденье и слушал, о чем беседовали отец и дядя Грегорио.
— Неужели город настолько изменился?
— Да, представь себе; то и дело где-то стреляют — одни говорят, это разборки гомерос, другие — что партизаны шалят, а с нас в конечном итоге стружку снимают!
— Я знаю одно — судебными исками от полиции ничего не добьешься.
— Да, полиция бдит денно и ношно, — подвел черту Грегорио.
Когда они свернули на шоссе, ведущее в аэропорт, Альфонсо повернулся к Давиду и потребовал:
— А теперь, сынок, рассказывай мне все, как было.
Давид поведал отцу, как пытался убежать, как его сбили с ног посреди двора, как само провидение подсунуло ему камень под кончики пальцев и подсказало, что спастись можно, лишь бросив его в голову Рохелио.
— Самая настоящая вынужденная самооборона, — убежденно сказал Альфонсо и, увидев мокрое от слез, несчастное лицо сына, встревоженно спросил: — Тебе нехорошо, сынок?
— Дьявол говорит, что никакая это не самооборона, что я самый обычный убийца.
— Ты и сейчас его слышишь? — Юноша порывисто закивал головой. — А что еще он говорит?
— Говорит, что мне придется отсосать. Дядя Грегорио рассмеялся:
— А ты скажи ему, пусть сам отсосет.
Все замолчали, а Давид вспомнил красную курточку и чуть влажное ушко Карлоты.
— Как там Карлота?
— Ох, сынок, не хотел я этого касаться, да, видно, никуда не деться, ты уже взрослый!
— Я хочу жениться на ней.
— Вот тут ты и допустил самую большую ошибку — нельзя трогать чужую невесту! Разве не учил я тебя уважать обычаи? Ты и ей неприятности причинил, и всем Кастро дорогу перешел, а потому не видать тебе теперь ни Чакалы, ни Карлоты, понятно? — твердо сказал отец и добавил: — И учти, чтобы больше камня в руку не брал!
На некоторое время в машине воцарилось молчание; за окнами расстилалась запитая солнцем долина. Наконец Давид не выдержал и стал оправдываться:
— Она сама меня танцевать потащила!
— Ну и что же! — суровым голосом перебил его отец. — Подле невесты чужому не место, заруби себе на носу!
— А теперь, когда у нее нет хозяина, мне можно жениться на ней?
— Нельзя! — потеряв терпение, выкрикнул Альфонсо. — Забудь о ней, говорю тебе!
— Да, дерьмо лучше не шевелить, — поддержат его Грегорио.
Альфонсо сделал глубокий вдох и продолжил уже спокойнее:
— Отныне у тебя наступит новая жизнь, дядя Грегорио поможет с работой, будешь жить один, делать что хочешь, но Карлота для тебя больше не существует!
Приехапи в аэропорт. Давид издалека узнал принадлежащий лесопилке «пайпер-чероки» и догадался, что именно на нем папа полетит домой. За последние тринадцать часов он видит уже второй самолет. Перед расставанием отец отсчитал ему несколько банкнот.