— Мне не хотелось бы, чтобы ты так утруждала себя, — проговорил отец, когда они закончили хозяйственные дела. — Возможно, деревенские женщины не пожелают работать у нас, храня верность прежним хозяевам, но можно найти прислугу в других местах, деньги всегда сделают свое дело! Если к утру деревня не переменит своего отношения, мы предоставим им возможность упиваться их враждебностью и преданностью, а сами попытаем удачи в Инвернессе. Нам нужна экономка и садовник, который мог бы присматривать за садом. — Он повернулся к двери и коротко добавил: — Я собираюсь пройтись. Скоро буду.

Фиона живо обернулась к нему.

— Я с тобой, — предложила она. — Когда мы подъезжали к дому, сады показались мне просто восхитительными. Думаю, там есть на что посмотреть. Если ты подождешь, пока я принесу пальто…

— Лучше прибереги знакомство с садами до утра, — торопливо посоветовал отец, явно не собираясь ее ждать. — Помоги лучше Алану устроиться в его комнате. Я недалеко.

Фиона осталась стоять, удивленная его отказом, который она восприняла как неожиданный удар холодного, резкого ветра в лицо.

Она прошлась по старинной, увенчанной балками комнате, чувствуя душевную боль, которую не могла объяснить, разглядывая старинную темную мебель, доставшуюся им вместе с домом, темный налет времени на оловянных кувшинах, тепло и богатство дерева, отполированного целыми поколениями неутомимых и любящих рук.

Вскоре к ней присоединился Алан, со стуком сбежавший вниз по каменным ступеням.

— Па ушел, — сообщил он и спросил: — Он тебе не кажется странным с того момента, как мы приехали сюда, Фи? Почему он не взял нас с собой?

— Он весь в заботах о новом доме, — ответила Фиона, стараясь не показывать брату своей боли. — В этом нет ничего удивительного. И еще иногда человеку хочется побыть одному. Возможно, он переживает уход на пенсию. Многие мужчины чувствуют себя потерянными, когда оставляют работу. Особенно такие активные, как наш отец. Хотя его здесь ждет много работы — хозяйство, рыбалка и все такое, — с надеждой добавила она.

— Как здорово! — воскликнул Алан. — Мне здесь все больше и больше нравится! А тебе? Па обещал мне парусную лодку, да и в долине будет чем заняться. Кажется, я видел в ручье форель, когда мы ехали по горной дороге, и, может, я научусь произносить «р-р-р» как отец, — усмехнулся он. — Па так и не избавился от своего шотландского акцента, правда?

— Мне кажется, он этого никогда не хотел, — поддержала брата Фиона. — Он так и не стал американцем.

— Согласен, не стал. И все же мне кажется, что он сильно изменился с тех пор, как приехал сюда.

Она внимательно посмотрела на него.

— С чего ты взял?

— Ну… стал каким-то не таким. Задумчивым. — Алан нахмурил брови, стараясь дать объяснение тому, что его удивляло и беспокоило. — Знаешь, он перестал быть терпимым и снисходительным. Кажется, па решил, что мы должны все делать так, как хочется ему.

— Потому что он вернулся сюда по определенной причине!

— Что ты сказала? — Он обернулся к ней через плечо.

— Ничего особенного. — Ее лицо было очень бледным. — Это так, глупости…

— Что-то на тебя не похоже говорить глупости, — заметил брат. — Знаешь, ты тоже изменилась, Фи! Я никак не могу понять, в чем дело. Может, ты просто стала взрослой, — заявил он, вкладывая в эти слова всю неприязнь, какую мальчишки порой питают ко взрослому состоянию.

Фиона засмеялась. К этому моменту они уже спустились по узкой лестнице к парадной двери.

— Чтобы доказать, что я не выросла так быстро, — с вызовом откликнулась она, — я перегоню тебя до конца этой дорожки!

— Идет! — улыбнулся он. — Какую фору ты хочешь?

— Обычные двадцать ярдов! Алан, — неожиданно более серьезным тоном обратилась она к брату, — я надеюсь, что ты не будешь сильно скучать по Америке?

— Нет, если у меня будет лодка, — заверил он. — Тогда я со многим смогу примириться — даже с противными фланелевыми штанами!

— Ты можешь носить килт[1], — предложила сестра. — В нем ты будешь выглядеть настоящим шотландцем, а тартан[2] такой веселенькой расцветки!

— У меня кривые ноги, так что килт мне не годится. По-моему, Шотландия вывела специальную породу мужчин для килта.

Они рассмеялись, и Фиона, повторив свой вызов на широком полукруге из гравия у дорожки, крикнула:

— Давай! Посмотрим, умеешь ли ты бегать!

Алан остановился, ожидая, когда сестра возьмет старт. И она побежала почти бесшумно по покрытой мхом дорожке, откинув назад голову, сверкая глазами в тусклом свете луны. Ее роскошные каштановые волосы развевались на легком ветру, делая ее похожей на юную дриаду среди деревьев, а ее брат лениво погнался за ней, уверенный, что сможет выиграть у нее без особых усилий.

Фиона бежала, словно молодое животное, все быстрее и быстрее, поэтому, достигнув ворот, не смогла остановиться и помчалась дальше по залитой лунным светом дороге и неожиданно очутилась прямо в объятиях высокого молодого человека с мрачным лицом, одетого в килт и темный тартан.

— О! — удивленно воскликнула она. — О! Простите меня! Какой ненормальной, должно быть, я вам показалась…

Она посмотрела в глаза, которые могли быть любого цвета — ночного неба или темного зелено-коричневого мха, и почувствовала, что отвлекла незнакомца от глубоких, беспокойных мыслей.

— Вероятно, я виноват не меньше вашего, — произнес он с той высокой шотландской интонацией, которую она уже научилась различать. — Кажется, я не видел, куда иду.

— Все равно, вряд ли вы могли ожидать, что кто-то выскочит на вас среди ночи, — возразила Фиона. — Мне очень неловко.

Они по-прежнему стояли очень близко друг к другу, только он уже разжал свое крепкое объятие, и она могла разглядеть в бледном свете луны его красивые, словно высеченные резцом скульптора черты. В них было какое-то необъяснимое величие, наводящее на мысль о гордости и особом достоинстве, которое она видела у многих шотландцев, встретившихся им по пути на север. Килт сидел на нем так, словно он в нем родился. Не приходится сомневаться в его предках, подумала она. Все величие его северного народа отчетливо отпечаталось на серьезном молодом лице. И вдруг почувствовала, как учащенно забилось ее своенравное сердце.

— Надеюсь, вы не ушиблись? — спросил он. — С моей стороны было неосторожно так спешить, ничего не видя перед собой, но я так хорошо знаю эту дорогу, а ночью тут редко кого можно встретить.

Явно удивленный ее появлением здесь одной, он все же не заинтересовался ею настолько, чтобы спросить, кто она такая, и зашагал дальше. В осанке его крепкой фигуры, освещенной тусклым светом луны, угадывалось нечто царственное, нечто такое, чего нельзя было не заметить. Фиона никогда раньше не ощущала такого гулкого биения сердца и учащенного пульса, как бывает при первой встрече, длящейся всего миг и запоминающейся навсегда.