дней поезд бежал в Москву и как будто увозил нас из прошлого века в нынешний. Интересно тебе, да? Вот какая у нас была картина!

Несмотря на поздний час, в доме еще не спят. В соседней комнате играют в лото. Кто-то проигрывает, и над ним посмеиваются. Кому-то захотелось талы. Жена Мунова говорит, что талы нет, будет сальми[2].

Мунов наливает из графина в стакан брусничного квасу и залпом выпивает. Развязывает галстук, расстегивает ворот сорочки.

— Жарко топим, да? Дров много, не жалеем. Все равно я жарко не люблю. — И, подумав, предупреждает: — Не улетишь, пока с тобой на Красном Яру не побываем. Должен ты наш новый поселок посмотреть. Десять улиц строго по плану в тайге разбили. Теперь думать приходится, как улицы назовем. Ну, первым делом, конечно, улица товарища Ленина будет. Уже к старому тополю фанерку прибили: «Улица товарища Ленина». Потом, думаем, улица Счастья будет. В старое время слова «счастье» в нашем языке вовсе не было. На третьем месте пойдет у нас улица Вольный Труд. Тоже ничего, да? Может быть, надо одну улицу Дерсу Узала отдать. Все-таки наш, лесной человек, и на весь мир знаменитый. А дальше еще не решили; времени много, подумаем. Значит, поедем с тобой на Красный Яр?

— Надо, пожалуй, съездить...

— Конечно, — оживляется Мунов. — Раз в Сиин приехал, должен ты везде побывать, а то, знаешь, не будет нашей картины. Теперь давай, однако, спать, времени много.

Уже второй час ночи, а в комнате все еще светло от лунного сияния.

3. Икья и Дендебу

Прошло две недели со дня приезда Юрия Гулунги с русской женой Ольгой Липатовой. Юрий сразу ушел с соболевщиками в тайгу. Ольга осталась с бабушкой Икьей, свекровью Яту и дедом Дендебу. Старик, несмотря на свои семьдесят пять лет, тоже не засиживался дома. Когда выдавалась погода, он поднимался чуть свет, снимал со стены старенькое ружье, становился на широкие, подклеенные мехом лыжи и уходил в ближние сопки поохотиться. То пару белок принесет, то колонка, а недавно набрел на медвежью берлогу и, выкурив зверя из дупла в старой липе, застрелил его.

На днях, когда Ольга сидела задумавшись у окна, Дендебу принес в мешочке кедровых орехов и высыпал на стол.

— Это Маяка прислал тебе, кушай.

— Ах, дядя Маяка, — сказала Ольга. — Почему сам не пришел?

— Он думает, ты на него сердишься.

— Конечно, сержусь. Мне до сих пор стыдно перед людьми. Ну зачем ему понадобилось нести меня на руках...

— Ладно тебе, — сказала Яту. — В прежнее время так делали, не было стыдно.

— Так то в прежнее, — воскликнула Ольга, — а зачем же теперь так делать?

Бабушка Икья коротко засмеялась.

А сердилась Ольга на дядю Маяку, старшего сына Дендебу, вот почему: встречать самолет, на котором Юрий и Ольга прилетели в Сиин, пришло не меньше полсотни людей. Не успела она спуститься по трапу, как пожилой удэге подхватил ее на руки и побежал через снежное поле к поселку.

— Юра, что он делает?! — закричала Ольга.

— Не бойся, Оля, это дядя мой, Маяка, брат моего отца...

— Ну зачем он несет меня на руках? — сквозь слезы спрашивала Ольга, стыдясь людей, которые весело шли вслед.

Маяка принес ее в дом к дедушке Дендебу под шумные приветствия сородичей.

Назавтра бабушка Икья объяснила, что в старое время был у лесного народа такой обычай: старший брат невесты, после того как за нее отдавали «тори» — котел и копья, — выносил девушку на руках из юрты отца и передавал будущему мужу.

— Вот и надумали пошутить над тобой, внучка, — сказала Икья. — Юрий писал, что ты сиротка, что ни отца, ни матери, ни брата нет у тебя, вот и решил наш Маяка принести тебя в наш дом...

— Ничего, так лучше, что принес тебя, — добавила Яту, а почему «так лучше» — не объяснила.

— Бабушка Икья, — спросила Ольга, — а когда ты выходила замуж, твой старший брат выносил тебя из юрты на руках?

Икья задумчиво пососала трубку.

— Давным-давно дело было, много-много зим с тех пор пробежало. Однако помню: перед этим нехорошая весна была, худое поветрие над тайгой пронеслось, много наших удэге погибло. И Гяндяли погибла, первая жена Дендебу.

— Значит, ты вторая жена у дедушки?

— Наверно!

...В первый раз Дендебу женили, когда ему было двенадцать лет. Смутно помнит он, как отец, вернувшись с охоты на изюбров, снял с бата полтуши мяса и велел сыну собираться в путь. Мать одела мальчика во все новое, дала ему на дорогу три юколы, десяток пресных лепешек и проводила до протоки.

— Куда едем, отец? — спросил Дендебу.

— Невесту тебе покупать буду в стойбище Сулендзиги. Там хорошая девочка есть.

Гулунга встретился с Сулендзигой на охоте. Оказалось, что оба они шли по одному и тому же следу изюбра, а когда убили оленя и разделили поровну мясо, сели у костра отдохнуть. Во время разговора выяснили, что у Сулендзиги есть дочь Гяндяли, а у Гулунги — сын Дендебу. Поскольку охота кончилась миром и дружбой, удэге решили породниться. Договорились о примерном тори — выкупе за Гяндяли, и Гулунга пообещал приехать на Улакан с сыном.

Как раз наступил сентябрь — пора чудесной осени и время заключения браков. Вот почему Гулунга, вернувшись с охоты, сразу же заторопился с сыном в дальнюю дорогу.

Целый день гнали они оморочку вниз по быстрой горной реке и к вечеру, когда стало заходить солнце, причалили к берегу, где стояла среди молодого орешника юрта Сулендзиги. Встречать гостей выбежала Гяндяли. Девочка не знала, зачем они пожаловали, и, схватив Дендебу за руку, повела его смотреть молодых соболят, которые резвились в тесной клетке из ивовых прутьев.

— Мне их ама подарил, — похвасталась девочка.

— А я кабаргу копьем убил, — в свою очередь похвастался Дендебу. — Хочешь, покажу тебе то копье?

— А кингуласти есть у тебя?

— Нет.

— А у меня есть кингуласти. — Гяндяли побежала в юрту и принесла