— Какого черта ты здесь делаешь?

При звуках его сурового голоса ее голова резко дернулась вверх. Лошадь рядом с ней занервничала.

— А на что это похоже? — успокаивающе похлопывая ее по шее, спросила она. — На танец живота?

Эймон нахмурился.

— Разве, кроме тебя, нет больше никого, кто бы выполнил эту работу? — нахмурившись, спросил Эймон, не разделяя ее шутки.

— Мне помогают две девушки, но к этому времени они уходят, поэтому этим занимаюсь я.

— Одна?

— А что тут такого? — удивилась Колин. — Я беременная, а не инвалид. К тому же мне полезно двигаться.

— Но не катить тяжеленную тачку.

— Тебе об этом сказали недавно, забыв сообщить мне?

— Просто здравый смысл.

Лошадь успокоилась и потянулась к нему.

Эймон засунул руки в карманы, расставил ноги, словно готовясь отразить атаку.

Колин рассмеялась.

— Если я скажу, что Боб не кусается, я совру. Но если ты будешь держать руки в карманах, он подумает, что у тебя там еда.

Эймон вытащил руки и протянул руки лошади ладонями вверх. Боб обнюхал их и, убедившись, что они ничем вкусным не пахнут, потерял к нему интерес.

Колин подцепила вилами грязные опилки и положила их в тачку, стоящую поперек двери.

— Боб, назад, — негромко сказала она.

Лошадь подчинилась ее уверенному и спокойному голосу.

— Я скоро закончу, — не прекращая работать, обратилась она к Эймону.

— Мне не нравится, что в своем положении ты занимаешься тяжелым трудом.

— Благодарю за заботу, но я ведь еще жива? И вряд ли сегодня рассыплюсь.

— Ты всегда так упряма?

Колин прикрыла пол опилками и посмотрела на него, изогнув бровь:

— А что, ты забыл?

— Вот чего я не забыл, так это того, что раньше ты была как иголка в заднице.

— И такое было, — перебила она его и рассмеялась.

Он вытащил тачку в проход. Прежде чем выйти из стойла, Колин ласково потрепала коня по шее.

— Если уж я не могу заставить тебя бросить это занятие, тогда я буду толкать тачку.

Он едва не улыбнулся, заметив, как при этих словах ее подбородок задрался кверху, а глаза ярко блеснули.

— Спасибо, конечно, но я могу справиться с этим сама.

— Верю. Но все же давай поторопимся. Что-то прохладно здесь.

— Да, не так, как на Борнео.

— В Перу, — поправил Эймон, толкая тачку и не сумев удержаться от улыбки.

Дойдя до следующего стойла, Колин открыла дверь и велела:

— Назад, Мэг.

Кобыла отступила.

Эймон развернул тележку поперек и заметил:

— Даже не верится, что они тебя слушаются.

— Знают, кто здесь хозяин.

— Надеюсь, ты понимаешь, как это рискованно в твоем положении, — сказал он, наблюдая за ней и перемещениями лошади.

— Работа с лошадьми всегда несет некоторый риск и не зависит от моего положения.

Это он знал по своему опыту. Когда его мать неудачно упала с лошади, ему было десять лет. Это был первый раз, когда она сидела верхом. Он стал и последним. Ему еще не исполнилось и пятнадцати, как она уехала, так и не сумев полюбить лошадей, как того хотелось ее мужу. Воспоминание воскресило старую боль. Чтобы заглушить ее, он спросил:

— На ферме кроме тебя еще кто-нибудь живет?

— После того, как ушел конюх-иностранец, нет. Девушки предпочитают жить в городе, поближе к магазинам и барам.

— Значит, постоянно здесь живешь только ты? — уточнил Эймон.

Колин хмыкнула.

— И это значит, что, если с тобой что-нибудь случится, тебе некому будет помочь?

— Примерно так.

Она забросила последнюю кучу в тачку и облокотилась на вилы. От нее не укрылись нахмуренный лоб и недовольство, написанное на его лице. На ее губах заиграла улыбка, и она покачала головой.

— Может, там, где ты был, о телефонной связи не слышали, но здесь она есть. — Она вытащила мобильный телефон и продемонстрировала ему аппарат. — Так что успокойся и прекрати вести себя как заботливая наседка. Я уже давно не цыпленок.

— В любом случае, пока я здесь, я тебе помогу.

— Хочешь стать моим ангелом-хранителем?

— На время, — коротко кивнул он.

Такого ответа Колин ожидала меньше всего. На секунду на ее лице отразилось недоверие.

Эймон широко и искренне улыбнулся. В первый раз за несколько лет.

Заметив ее пристальный взгляд, устремленный в одну точку повыше его головы, он взглянул наверх и спросил:

— Что?

— Жду, когда же над твоей головой вспыхнет нимб, — серьезно ответила она, с трудом удерживаясь от улыбки.

Громкий веселый смех был ее наградой.

Колин ослепительно ему улыбнулась.

— Ну, ангел-хранитель, толкай тележку.

С его лица не сходила улыбка все время, пока они не закончили работу. Глядя, как ловко она справляется, несмотря на выступающий живот, Эймон сравнил ее с женщинами, которым он назначал свидания в Нью-Йорке — отправной точке его путешествий, городе, в котором он жил и работал.

Колин словно была с другой планеты. Нью-йоркские женщины носили облегающие платья, делали безупречный макияж и знали, как понравиться мужчинам. Красивые, холеные, уверенные в себе. И искусственные.

Колин была настоящая. На ее щеках горел выступивший от мороза и физического труда румянец; ее волосы были собраны в хвостик, из которого выбилось несколько светлых прядей. Ее лицо не носило следов макияжа, но оно и не требовало лишних красок. Ее ясные голубые глаза блестели, а губы, покрасневшие от беспрестанного покусывания маленькими белыми зубками, помимо воли привлекали его внимание.

Теперь он и сам убедился, что молва не врет, приписывая беременным женщинам некий шарм и красоту. Подводя итог, можно сказать, что он еще никогда не встречал настолько красивую женщину, как Колин Маккенна. И если бы она не жила в удаленном уголке Ирландии, а он не проводил свою жизнь, мотаясь по свету или работая в Нью-Йорке, он бы не смог отказать себе в удовольствии пригласить ее на свидание.

И если бы она не являлась практически членом его семьи.

Правда, это не объясняет, почему он вызвался ей помогать. Он ведь уже успел убедиться, что беременность никак не повлияла на ее самостоятельность и сноровку, с которой она грузила навоз в тачку. Может, дают о себе знать гены, которые велят мужчине заботиться о беременной женщине? Но почему раньше они молчали? Конечно, он не натыкался на беременных женщин на каждом шагу, но и нельзя сказать, что они ему совсем уж не встречались. А вот желания помочь им у него не возникало. То есть, разумеется, если бы он ездил в общественном транспорте, он бы уступал им место или открывал перед ними дверь, но откуда вдруг это желание защитить одну определенную женщину по имени Колин МакКенна?