Итак, идея… Неужто фантазия иссякла?

Выдернув из замерших пальцев Клариссы ручку, официант Ларри начертал на салфетке:

6. ААРОН МЕЙСОН

Именно так, прописными, словно само имя было чем-то большим, чем просто сумма составляющих его букв.

— Кто? — Кларисса уставилась на него; карие глаза расширились от любопытства, алчности и… надежды.

— Последний писк. Читайте новости музыки, мисс Совершенство.

Кларисса подрулила на своем БМВ-кабриолете (любимое авто всех высоко метящих модных девиц) к ближайшему ночному киоску и купила «Голливудский репортер», «Варьете» и несколько музыкальных журналов — несмотря на отвращение к музыкальной индустрии в целом. Оставив сдачу старикашке-торговцу (лишь бы не касаться его руки), она не потрудилась даже доехать до дома. На виду у патлатых бродяг уселась в машину и уткнулась в газету.

— Четвертак за песню? — предложил негр с седыми космами, заплетенными в десятки косичек.

— Мало. Я беру дороже. — Кларисса и в более приятных условиях терпеть не могла читать (разве что «Вог» и «Мари-Клер», только если они не начинали слишком умничать), а теперь ей нужно было сосредоточиться.

Чернокожий остолбенел и решил, что ослышался.

— Хотите, чтоб я вам заплатил?

— Слушай, Фрэнк Синатра-младший, твоя взяла, я дам доллар, а ты исчезнешь. Молча. Идет?

Он не стал отказываться.

А Кларисса нашла, что искала: Аарон Мейсон приобрел нечто загадочное под названием «основные права» на некий мюзикл под названием «Веселый развод» с Фредом Астером в главной роли (ф-фу, ненавижу мюзиклы тридцатых!). Наследникам было выплачено 1,5 миллиона долларов.

— Полтора милл… — задохнулась Кларисса. Ее одновременно восхищала эта цифра и злило, что кто-то выбрасывает безумные деньжищи на какое-то старье, да еще и не цветное!

В интервью Аарон рассказывал, что среди вещей, которые любил в детстве «единственный наследник одного из 500 богатейших семейств планеты» (слова журналиста), были мюзиклы. И «Веселый развод» стоял на первом месте.

— Обожаю старые мюзиклы! — заявила Кларисса. И отправилась в круглосуточный видеопрокат — место, которое среди ночи посещали лишь страдающие бессонницей, завязавшие наркоши да любители порнухи. Манящие песни сирен «Особняка плейбоя» вмиг перестали для нее существовать.

У Клариссы Альперт появилось домашнее задание.

А дома мамуля опять оккупировала уборную, чего Кларисса терпеть не могла. Пройдя сквозь мамулин организм, пища претерпевала незначительные молекулярные изменения: от кукурузы оставался початок, из моркови выходил салат, после стейка (хотя она редко ела стейк и вообще все, в чем больше 150 калорий на порцию) можно было ожидать фарша.

— Мама! — крикнула Кларисса.

Голос у нее был хрипловатый от природы. Деми Мур добилась бы подобного эффекта после недельного opa на ассистентов. Кому-то Клариссин голос казался сексуальным, кого-то просто раздражал.

Схватив пульт, Кларисса в седьмой раз перемотала кассету с «Веселым разводом» — историю о том, как чечетка может довести до свадебных колоколов. Во всяком случае, ничего иного она пока из просмотра не вынесла.

— Чё?

Мать никогда не говорила «что?» — только «чё?».

— Сколько раз можно повторять — не торчи в моем сортире часами!

— Рот помой после таких слов, вот чё!

— Что! Ч! Т! О!

— Пфффф.

В переводе: «Заткнись, дочурка дорогая, дрянь чертова, а то на куски порежу!»

Дело в том, что ее мамуля подсела на чай для похудения, немыслимую пакость. Туда напихали такую уйму «природного» слабительного, что хватило бы прочистить двигатель «Боинга-747». Кларисса попробовала его однажды, после обеда в День благодарения, потому что собиралась потом покувыркаться с одним адвокатом, обладателем огромного члена и еще более огромного «мерседеса». Вкусно поесть она всегда была не прочь, тем более на День благодарения, но секс любила не меньше.

Словом, выпила мамулиного чайку — и чуть не обделалась, как раз в процессе прелюдии.

Оральной.

От чая ее прошиб пот и скрючили колики; еле доковыляв до туалета, она зависла там Квазимодой. Адвокат больше не пытался связаться, если не считать звонка на следующее утро: мол, у него пропал компакт-диск для медитации, с какими-то идиотскими монашескими завываниями, и он хотел бы узнать…

Разумеется, диск стащила Кларисса. Решила отомстить заранее, чувствуя, что не перезвонит, гад (проколы случаются, ко всему надо быть готовой).

Но кое-чему Кларисса научилась от адвоката: никогда не пить «чай для похудения» перед сексом. Никогда.

И еще. У больших авто (шестисотых «мерсов», в частности) ход более плавный, чем у маленьких спортивных машин.

Мать же крепко подсела на свое мерзкое, бурое, разящее корой пойло и хлебала его по три раза на дню. Кларисса как-то убедила ее прерваться, но у мамули случился такой капитальный запор, что пришлось на всех парах тащить ее в госпиталь, где умопомрачительный смуглый красавчик-доктор (до чего хороши пальцы у индийцев — длинные, тонкие, умелые!) был вынужден творить непотребство с крохотной сморщенной мамулиной задницей.

Кларисса, вопреки собственным железным правилам (никаких рандеву с теми, кто не способен добыть билеты на разрекламированную премьеру), трижды встречалась с индийцем, чтобы на третьем, традиционно постельном свидании (раньше отдаваться просто неприлично) обнаружить член толщиной с карандаш. Надежда на «маленький, да удаленький» оказалась тщетной. От потрясения Кларисса на целый месяц отошла от дел: вечерами сидела дома и наливалась водкой с «Ред Буллом» в обществе друга-вибратора.

Мамуля, покинув наконец уборную, наткнулась на дочернюю гримасу — не слишком, впрочем, выразительную: ботокс[3]свое дело знал.

— Чё?

— Что!

— Не надоть…

«НАДО!» — про себя завопила Кларисса. Еврейка из Боливии, внучка боливийского генерала, от своей сногсшибательной юной красоты мамуля до сих пор сохранила изящество и хрупкость. На ее фоне дочь смотрелась напичканным стероидами тяжелоатлетом.

— Статью прочитала, мам? — Кларисса пыталась плавно переключить рычаг передач. Недостаточно плавно, как оказалось.

— Оставь ребенка в покое.

— Ну ма-ам! Опять ты… — Дочь старательно захныкала, но это было ей несвойственно, и хныканье вышло похожим скорее на вой «фольксвагена», форсирующего крутой подъем.

— Он на тебе не женится.

— Спорим?