Кажется, теперь я понимала, что могли в нем найти те женщины в кафе.

Он был подобен холодной скале, вершина которой покрыта льдом и снегом, и укрыта непроглядной тьмой.

Эта скала может стать твоей погибелью, если ты не рассчитаешь силы.

Но может стать и спасением, за которой ничего не будет страшно…кроме него самого.

Словно затравленный зверек я шарахнулась от него назад, ударившись спиной о стеллаж и чудом не перевернув его на себя, когда он протянул руку вперед, показывая широкую ладонь и на удивление изящные длинные пальцы, не лишенные, однако силы, но не чтобы коснуться меня, так же горячо и навязчиво, как смотрел, а чтобы развернуть в моей дрожащей ладони помятый список литературы.

Он даже не коснулся меня, а я не смогла и пикнуть, глядя распахнутыми глазами, как мужчина чуть склонился, и его черные ресницы опустились вниз, чтобы порхнуть, когда он быстро прочитал все то, что было написано моей рукой.

— Психология. Межличностные отношения. Отклонения в поведении, — от звука его голоса меня снова бросило в дрожь. Он казался каким-то нереальным. Слишком глубоким, чувственным и сильным, чтобы принадлежать простому смертному человеку, а не какому-нибудь великому королю прошлого, кто мог парой слов заставить многотысячное войско следовать за ним в самую пучину смерти без сомнений и боязни. — Блок психологии напротив.

И снова я была не просто растеряна, а потеряна, захлопав глазами и пытаясь понять, как же я очутилась в этой ситуации, рядом с мужчиной, который пугал и одновременно завораживал своим странным, колючим и хищным обаянием.

— …я не туда попала? — пролепетала я, стараясь по крупицам собрать себя воедино и хотябы внешне не выглядеть такой испуганной и подавленной рядом с ним, видя, что его жуткие синие глаза снова набросились на меня со всей той дикой, неистовой и мрачной жаждой, которая едва ли доступна нормальному здоровому человеку, а не маньяку, словно он не ожидал, что в его присутствии я смогу открыть рот, что веселило и восхищало его.

— Ваш блок прямо напротив. Справа от лестницы.

Господи! Нельзя давать маньякам такой голос!

Я с трудом удержалась оттого, чтобы не закрыть глаза и не выдохнуть тяжело и судорожно, заставляя себя держать спину ровно, а плечи прямо, даже если колени дрожали и тряслись так, что мне казалось, что подол моей юбки двигается мелкими волнами в такт затравленному сердцебиению.

Нужно было бы оглянуться и понять, куда именно я свернула, но невозможно было оторвать глаз от этого лица и пожирающего взгляда, словно он жадно вбирал в себя даже мое хрупкое невесомое дыхание.

— А это?..

— Блок оккультизма.

Самое место для такого жуткого и гипнотического человека!

Опустив ресницы чуть вниз, и скользнув по мощной груди в черной тонкой кожаной куртке, я почувствовала, как волосы на затылке зашевелились от ужаса, потому что увидела в его руках большую книгу в черном перепеле с какими-то древними символами и изображениями, не поддающимся расшифровке, но со скромным переводом в неприметных скобках, которая гласила «Книга мертвых».

Мне показалось, что он снова хмыкнул надо мной, вдруг делая шаг вперед и явно пытаясь приблизиться, но страшно было поднять глаза и снова встретиться с этими глазами, которые отбирали мою волю, оставляя только страх и что-то неведомое, что дрожало внутри, заставляя снова и снова останавливаться, в попытках сбежать от него.

Мне показалось, что я закричала.

Беззвучно, подавлено, но выпуская все те эмоции, которые душили меня, овиваясь кольцами вокруг, видя, как большое стройное тело остановилось возле меня, застыв в напряжении и тяге, которую я ощущала на уровне необъяснимых импульсов и дрожи во всем теле, такой сильной, что на мне выступили предательские мурашки.

И он увидел их.

Его черные ресницы снова порхнули и остановились сначала на моей руке, а затем шее, где участок открытой кожи выставлял напоказ то, что я не смогла скрыть и то, что не могла объяснить, пока он находился так близко.

Я чувствовала, как дергается в такт учащенному и перепуганному стуку сердца тугая венка на шее, горя неясным желанием, обнять себя и закрыть холодными ладонями свою обнаженную кожу, чтобы только спрятать ее от этого взгляда, которым он касался меня жадно и несдержанно, словно ласкал собой, без страха и стеснения.

В какой-то момент было стойкое и непередаваемое чувство, что сейчас он сделает последний шаг, разделяющий нас, и просто накинется на меня.

Для чего? Лучше было не думать об этом!

Но мужчина вдруг отступил в тень стеллажей, склоняя манерно голову и проговорив: «Доброго дня, леди!» просто скрылся с моих глаз, словно его и не было рядом.

Я бы могла поверить даже в собственное безумие, если бы не ощущала его аромат, который продолжал кружить надо мной, пугая и кусая до головокружения, оседая на моей одежде и волосах, словно невидимая метка, которую могли ощущать только я. И он.

— Господи боже… — прошептала я себе под нос, глядя на свои дрожащие пальцы, которые судорожно сжимали в руке список литературы, словно это было моим единственным оплотом спасения и здравого рассудка.

Хотелось ущипнуть себя побольнее и сбросить эту темную обволакивающую пелену, которая не давала мне прийти в себя, даже когда этот страшный человек ушел, но сделать ничего не успела, потому что мир накренился и полетел на самое дно ада, от ощущения сильных властных рук на мне, которые схватили и держали, так цепко и горячо, что я не успела сделать совершенно ничего.

Не нужно было даже открывать своих ослепших на секунду от ужаса глаз, чтобы понять, что ОН никуда не ушел. Только дал мне минутную передышку, прежде чем наброситься со всей своей черной, неистовой страстью, обхватывая своими ручищами и поднимая высоко над полом, впиваясь своими губами так, словно собирался меня съесть.

Нет, не так.

Он пожирал меня!

Вдыхал мою душу в себя, заполняя собой, своим ароматом, своей жуткой безудержной страстью, которая терзала его так сильно, что не могла удержать от боли, когда эти длинные сильные пальцы впивались в меня, прижимая к большому твердому телу так, словно он хотел, чтобы явросла в него навеки.

Я не смогла опомниться сразу!

Все произошло слишком быстро, и я вдруг подумала о том, что его губы были мягкими и жадными, когда мне казалось, что они могут причинять только боль.

Осознание беды и дикости всего происходящего ударило меня спустя долю секунды, когда его язык слишком настойчиво и властно проник в меня, касаясь моего, умело и жадно, оставляя во мне его вкус и аромат, который к большому моему стыду и сожалению не был мне противен и не казался отталкивающим!

Теперь я кричала в голос, судорожно сопротивляясь, и с каким-то холодным ужасом понимая, что не могу сделать совершенно ничего — ни пошевелиться, ни вздохнуть, ни оттолкнуть его от себя!