Нам говорят — не думайте о смерти,

Не омрачайте жизнь давящей темнотой.

Туда людей заманивают Черти,

Воруя у наивных простачков покой.

И страх, почувствовав себя свободным,

Засев внутри, сжирает по кусочкам плоть.

А счастье, выбежав в одном исподнем,

Несётся прочь, крича, что силы есть: «Господь!

Господь-спаситель, помоги, дай веру,

Что вечно жить предписано нам на Земле!

И силы дай убить в себе Химеру,

Мы не желаем быть у страха в кабале!»

Стал мир от рассуждений Бога светел.

Не став нас, бедных, за носы водить,

Господь, недолго думая, ответил:

«Я дал вам смерть, чтоб вы могли счастливо жить».

Однажды Логика потеряна была…

Однажды Логика потеряна была,

А Истина заснула ненароком.

И только Ярость почему-то не спала,

Себя явив единственным пророком.

Посуду била, шельма, в голос матерясь,

С себя срывая чёрную рубаху.

И по квартире с криками «Атас!» носясь,

На всех домашних нагоняла страху.

И все дрожали, даже писались в штаны,

Менять бельё в пылу не успевали.

И вслед за Яростью кричали: «Пацаны!»

И кулаки до кровушки сжимали.

Но как-то вдруг ворвался лучик солнца в дом,

И Ярость поняла, что проиграла.

И все домашние, усевшись за столом,

С трудом из головы повынимали жало.

Во сне увидел я тебя…

Во сне увидел нынче я тебя.

В нём за столом с тобою пили водку.

И каплями закуску окропя,

Мы обсуждали женскую походку.

Так делают мужчины иногда,

Когда чертовка, влившись в кровь, играет.

Куда-то исчезает суета,

А молодость из кожи вылезает.

Она зовёт на подвиги мужчин,

И шашки наголо, коней седлаем.

Зажав зубами сотню так пружин,

В удалых казаков с тобой играем.

Но, вдруг проснувшись, с грустью понял я —

Испорчен аппарат радиосвязи.

С казачьей шашкой рядом нет тебя,

Мы обитаем в разных ипостасях.

Подопытная крыса

Что может быть прекрасней солнца?

Что может быть прекрасней неба?

И ангел, вдруг влетев в оконце,

Тебе шепнёт, что всё — плацебо.

Плацебо — небо вместе с солнцем.

Плацебо — море и дельфины.

Плацебо даже дом с колодцем

И тот растущий куст рябины.

Плацебо — город и машины,

Тот мужичок возле подъезда.

А съеденный кусок свинины —

Лишь часть эпического квеста.

На самом деле — ты в нирване,

Как часть глобального каприза.

Лежишь недвижимо в метане,

Как та подопытная крыса.

Чернота, подкравшись незаметно…

Чернота, подкравшись незаметно

И поначалу всех вокруг пленя,

Заявляла так авторитетно:

«Нет ничего вокруг белей меня».

А толпа как мантры принимала

Водопады правильных, по сути, слов

И с прилавка всё за миг сметала,

Смерть как радуя искусных продавцов.

Мясники в пылу рубили мясо,

Отгоняя рой вопросов: «Для чего?»

Вся забрызганная кровью ряса

Не смущала абсолютно никого.

Но лишь скрипнули у рая ворота,

Спесь с плутовки разом вся сошла.

Как не пыжилась простая Чернота,

Стать белее так и не смогла.

В чём тебе не повезло?

В чём тебе не повезло?

В том, что ты не стал собою?

В том, что всем смертям назло

Был отвергнут тишиною?

И геройский твой портрет

Не повесят в зале славы,

А бездарный жалкий бред —

Шум лишь ветра для державы?

Ты сливаешься с толпой,

Становясь единой массой.

И бесформенной средой —

Той, что трётся возле кассы.

Ты звезду свою давно

Променял на бублик с дыркой.

Опустился с ним на дно,

Со стандартной блеклой биркой.

Не смирясь с такой судьбой,

Ты лежишь в морском отеле.

Страстно споря сам с собой:

Кто ты есть на самом деле?

Всё пройдёт

Всё пройдёт, пройдёт, поверь, и это,

Пылью серою покроются листы.

Уезжаем пьяные с банкета,

Водки перебрав с тобой до тошноты.

А её сегодня было много.

Чёрт нас дёрнул не нажать на тормоза.

Мы теперь несёмся по дороге,

«Русскою» себе сполна залив глаза.

Потеряв, где лево, а где право,

Больно стукаясь о косяки дверей,

Мы кричим тому на сцене: «Браво!»,

Кто играет самолюбием людей.

А с утра, открыв глаза от света

И с похмельем встретившись лицом к лицу,

Мы пытаемся найти в себе ответы:

«Что теперь сказать Всевышнему-отцу?»

Осень, дождик, листопад…

Осень, дождик, листопад.

Сырость, грязь, противно.

Настроение на спад.

Нету позитива.

Нет энергии в крови.

Нет в душе ромашек.

Посрывали упыри,

Даже стало страшно.

Страшно стало потому,

Что не