— Ты не ответил на мой вопрос, — сказал Ганс дю Плейс. — Ты что-то задумал?

— У Хеннинга всегда отличные идеи, — вставил Вернер ван дер Мерве. — Наверняка замыслил либо улучшить планирование на сортировочных станциях Южноафриканской железнодорожной компании, либо приударить за красивыми женщинами.

— Может быть, — улыбнулся Хеннинг Клоппер. Похоже, друзья начинают прислушиваться. И хотя мысли его еще не обрели отчетливой формы, он понимал: необходимо рассказать обо всем, что он так долго носил в себе.

Старик официант подошел к столику.

— Три рюмки портвейна, — распорядился Ганс дю Плейс. — Неприятно, конечно, пить то, чем так восхищаются англичане. Впрочем, делают это вино как-никак в Португалии.

— Многие крупнейшие португальские винодельни, производящие портвейн, принадлежат англичанам, — заметил Вернер ван дер Мерве. — Спасу нет от этих чертовых англичан. Повсюду кишат.

Официант принялся собирать со стола кофейные чашки и как раз, когда Вернер ван дер Мерве заговорил об англичанах, ненароком толкнул столик. Сливочник опрокинулся, и содержимое брызнуло на рубашку молодого человека.

За столом воцарилась тишина. Секунду-другую Вернер ван дер Мерве смотрел на официанта. Потом вскочил, ухватил старика за ухо и немилосердно встряхнул.

— Ты испачкал мне рубашку!

И он с размаху ударил официанта по щеке. Старик пошатнулся, но ничего не сказал, поспешил на кухню за портвейном.

Вернер ван дер Мерве сел, носовым платком смахнул с рубашки сливки.

— Африка была бы раем, — вздохнул он, — если б не англичане. И если б негров осталось ровно столько, сколько нам нужно.

— Южная Африка станет раем, — сказал Хеннинг Клоппер. — Мы сделаем ее такой. Будем главными начальниками на железной дороге. И не просто главными начальниками, но начальниками-бурами. Мы напомним всем нашим сверстникам, какие надежды на нас возложены. Мы должны возродить свою гордость. Чтобы англичане поняли: мы никогда не покоримся. Мы не такие, как Джордж Страттон, мы не сдадимся.

Он умолк — официант поставил на стол три рюмки и полубутылку портвейна.

— Ты не извинился, кафр, — сказал Вернер ван дер Мерве.

— Прошу простить мою неловкость, — сказал официант по-английски.

— В будущем тебе придется выучить африкаанс, — заметил Вернер ван дер Мерве. — Каждый кафр, который говорит по-английски, пойдет под трибунал и будет расстрелян как собака. Ступай. Исчезни!

— Пусть угостит нас портвейном, — предложил Ганс дю Плейс. — Он забрызгал тебе рубашку. И будет вполне справедливо, если он заплатит за вино из своего жалованья.

Вернер ван дер Мерве кивнул.

— Ты понял, кафр?

— Конечно-конечно, я заплачу, — ответил официант.

— Заплачу с радостью, — добавил Вернер ван дер Мерве.

— Я с радостью заплачу за вино, — повторил официант.

Когда они вновь остались одни, Хеннинг Клоппер продолжил разговор, как будто их и не прерывали. Инцидент с официантом был уже забыт.

— Думаю, нам надо учредить свой союз, — сказал он. — Или, может, клуб. Разумеется, только для буров. Там мы будем собираться, проводить диспуты, изучать свою историю. Клуб, где по-английски говорить запрещено, только на нашем языке. Там мы будем петь наши песни, читать наших писателей, есть нашу еду. Начнем здесь, в Кенсингтоне, в Йоханнесбурге, а потом, глядишь, расширимся. Заведем отделения в Претории, в Блумфонтейне, Кингуильямстауне, Питермарицбурге, Капстаде — повсюду. Нужно разбудить людей. Напомнить, что буры никогда не покорятся, никогда не позволят победить свой дух, даже если тело умрет. Мне кажется, многие только и ждут, чтобы возникло такое движение.

Они подняли рюмки.

— Отличная идея, — сказал Ганс дю Плейс. — Но все же я надеюсь, у нас будет время иногда встречаться с красивыми женщинами.

— Конечно, — кивнул Хеннинг Клоппер. — Все будет как обычно. Просто добавится кое-что, о чем мы прежде старались не думать. И это придаст нашей жизни совершенно новый смысл.

Хеннинг Клоппер заметил, что говорит торжественно, даже патетически. Но пожалуй, сейчас именно так и надо. Ведь речь идет о великих планах, о будущем всего народа, всех буров. И высокие слова здесь вполне уместны, разве нет?

— А женщины тоже войдут в наш союз, как ты думаешь? — осторожно полюбопытствовал Вернер ван дер Мерве.

Хеннинг Клоппер покачал головой.

— Нет. Это для мужчин, — ответил он. — Нашим женщинам незачем бегать по митингам. Это не в наших традициях.

Они чокнулись. Хеннинг Клоппер вдруг осознал, что его друзья уже ведут себя так, будто воля к возрождению того, что было утрачено в войне, закончившейся шестнадцать лет назад, возникла у них самих. Но он не обиделся. Наоборот, даже почувствовал облегчение. Ведь это значит, он все же рассуждал правильно.

— Название, — сказал Ганс дю Плейс. — Устав, правила приема, формы встреч. Ты наверняка все продумал.

— Не спеши, — ответил Хеннинг Клоппер. — Сперва надо хорошенько поразмыслить. Именно теперь, когда назрела необходимость возродить самосознание буров, очень важно набраться терпения. Поспешность может все загубить. А мы не вправе потерпеть неудачу. Для англичан союз молодых буров все равно что бельмо на глазу. Они всеми средствами будут мешать нам, препятствовать, угрожать. И мы должны быть во всеоружии. Пока договоримся так: окончательное решение мы примем в течение трех месяцев. А до тех пор все подробно обсудим. Мы же бываем тут каждый день. Пригласим друзей, послушаем их соображения. Но прежде всего разберемся в себе самих. Готовы ли мы это сделать? Готовы ли кое-чем пожертвовать ради своего народа?

Хеннинг Клоппер умолк. Взгляд его скользил по лицам друзей.

— Засиделись мы, — сказал он. — Я проголодался, пойду домой обедать. Но завтра продолжим этот разговор.

Ганс дю Плейс разлил по рюмкам остатки портвейна. Потом встал:

— Выпьем за сержанта Джорджа Страттона. Давайте покажем несокрушимую силу буров, выпив за мертвого англичанина.

Остальные тоже встали и подняли рюмки.

Старик африканец, стоя в темноте возле кухонной двери, наблюдал за тремя молодыми мужчинами. Гнетущая боль незаслуженной обиды терзала его. Но он знал, что все это пройдет. По крайней мере канет в забвение, которое гасит любое горе. И на следующий день он опять подаст кофе этой троице.

Через месяц с небольшим, 5 июня 1918 года, Хеннинг Клоппер вместе с Гансом дю Плейсом, Вернером ван дер Мерве и еще несколькими друзьями учредил союз, который решено было назвать «Молодая Южная Африка».

А через несколько лет, когда организация численно выросла и окрепла, Хеннинг Клоппер предложил в будущем называть ее «Брудербонд» — «Союз братьев». Теперь в нее могли вступать мужчины разного возраста, не только моложе 25 лет. Зато прием женщин был полностью воспрещен.