Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Ты что это? - всплеснула тогда руками свекровь. - Уже и наелась? Одну чашку съела и сыта? А чашка-то какая! Не больше коровьего глаза. Не поверю, что ты и дома так мало ела. Теперь твой дом здесь, ешь досыта. Когда девушка выходит замуж, у нее желудок не уменьшается. Забот прибавилось, работы стало больше, надо и есть как следует. Иначе и заболеть можно…
С тех пор Жаргалма стала есть столько, сколько хотела, как дома. Даже при посторонних.
С детства, с того дня, как Жаргалма стала все понимать, о чем рассуждают взрослые, до самой своей свадьбы она много слышала о трудной жизни молодой женщины в чужой семье. Оторвут тебя, как кусок мяса от живого тела, и отправят в дальние, чужие края, где ты никогда раньше и не бывала. Отдадут навсегда, на всю жизнь. Будешь весь век жить среди чужих людей. И не только злые соседки, но и твой муж, его отец и мать, сестры и братья мужа будут смотреть на тебя с недоверием, будут видеть в тебе лишь одни недостатки. Поставь один раз не по-ихнему заплатку на тулуп, всю жизнь будут корить, скажут, что иголку держать не умеешь… Пригорит когда-нибудь молоко, всему улусу станет известно, что ты портишь дорогое, жирное, густое, белое молоко… А хорошего в тебе не заметят. Сшей, как мастерица в улигере[4], из клочка шелка тридцать дорогих одежд - не похвалят. Приготовь из одной чашки сметаны саламат на полсотни гостей - не удивятся. На то, мол, ты и молодая жена.
В новой семье, говорят, девушку часто встречают неприязнь, холодный шепот, подозрительные взгляды, горькие обиды, унижение… Может, с ней только вначале все ласковые? Может, Норбо только пока внимательный, добрый? Свекровь, наверное, скоро начнет осуждать ее… Так она подумала однажды. Но тут же ей стало стыдно этих мыслей, ведь ни муж, ни свекровь не заслужили подозрения. «Они добрые люди, - думает Жаргалма, - это видно. К наживе не рвутся».
Жаргалма думает о своем муже: «Он человек спокойный, работящий. Стучит, плотничает от восходящего солнца до заходящего. Даже слишком уж тихий… Про таких говорят, что он и лежащего барана не заставит подняться. Поест что дадут и уйдет гнуть свои дуги. Другие, говорят, лезут в бабьи дела, все им не так, а до своей мужской работы ленивы. Нет, Норбо не такой».
Вот так они и жили втроем все эти девяносто теплых летних дней. Потом у молодых появились бы желанные ребятишки, наполнили бы юрту шумом и радостью, и милая дружная жизнь маленькой семьи потекла бы дальше.
Но вот что случилось однажды.
Прежде, чем поведать об этом происшествии, я скажу, кто такая одинокая старуха Хулгана, которая живет так близко от Жаргалмы, что бывает слышно, как она толчет дома в ступке зеленый чай.
Хулгана родилась в семье пятым ребенком. Перед этим умерли четверо. Не жили у них дети. Когда появился пятый ребенок, девочка, родители дали ей имя Хулгана, что значит «мышонок». Этим они хотели обмануть нечистого: мол, когда в юрту заберется злой дух, чтобы отнять у родителей ребенка, он услышит, что в люльке не дитя плачет, а визжит Хулгана - Мышонок, так все будут называть девочку. Он уйдет ни с чем… Зачем злому духу мышонок?
Хулгана родилась крепкой, здоровой, выжила, поднялась на свои кривые ножки… Когда подросла, стала все понимать, к ней в душу забралась первая обида: у всех девочек имена звонкие, красивые, а она - Мышонок… Хорошие имена у других, они чужие. Вообще все хорошее - чужое. Блестящие серьги, дорогие кольца и броши, нарядные шелковые халаты - все это есть у других девушек, у богатых, а у нее ничего этого нет. Она, дочь бедных родителей, даже в дни праздника цагалгана[5] носила все одну и ту же старую овчинную шубу. Скоро Хулгане начало казаться, что ни у кого нет такой бедности, как у них в семье. Она стала завистливой. Зависть вызывали теперь не только чужие быстрые кони, но и каждая кисточка, каждая побрякушка на соседском седле. Дома у Хулганы ничего не было, даже целой уздечки. Так, рванье какое-то… Седло неудобное, с ободранной подушкой. Стремена разные - одно большое, во второе нога не влезает.
Каждый день был для нее чернее другого.
«Богачи хитрые, - с завистью думала Хулгана, став взрослой девушкой-невестой. - Своих бестолковых, ленивых, разжиревших от безделья дочек ухитряются выдать замуж за молодых красивых парней». Она тяжело вздыхала, украдкой плакала и… мечтала выйти за богатого.
Родители выдали ее, молодую, стройную красавицу, как она и хотела, - в богатый дом. Она знала, что идет за злого, непутевого старика, готова была терпеть от него любые обиды, лишь бы вырваться из нищеты. Прожила с мужем недолго: он оказался картежником, своего добра не проигрывал, но зато быстро промотал скудное приданое Хулганы и прогнал ее из дому. Одинокая, затравленная, озлобленная Хулгана стала еще более жестоко, злобно завидовать всем женщинам, которые счастливо жили замужем. Ей казалось, что они вырвали у нее из рук удачу, отняли у нее радости…
Хулгана потом несколько раз сходилась с разными мужиками, которые побогаче, но все они скоро прогоняли ее: одни - за то, что мало принесла приданого, второй - разругался с ее родителями, третий - за то, что не рожает детей.
Она не могла стать матерью. Это было больно, оскорбительно… И Хулгана люто возненавидела женщин-матерей. А дети были почти у всех. Некоторые женщины даже приносили близнецов. Смех играющих ребятишек, плач и стоны больного соседского ребенка одинаково доводили ее до исступления - так ожесточилось ее одинокое сердце.
Как-то раз соседка попросила побыть с ее маленьким, пока она сходит по воду. Хулгана осталась в юрте с ребенком. Когда мать ушла, она воровато оглянулась и принялась жадно целовать его, тискать, обливая частыми, торопливыми слезами, дрожащими руками вытащила свою уже вялую длинную грудь, сунула в детский ротик. Она зажмурилась, застонала от сладкого счастья: ребенок взял грудь. Душа Хулганы словно вырвалась из ада, на какой-то миг оказалась в раю… Но ребенок тут же вытолкнул изо рта пустую дряблую грудь и заплакал. Лицо Хулганы
