2. О соотношении Главпрофорба с общепросветительской работой в народе.

3. О национальном вопросе и об интернационализме (в связи с последним конфликтом в грузинской партии).

4. О новой книге статистики народного образования, вышедшей в 1922 г.»2261.

После публикации 2 и 4 января 1923 года «Страничек из дневника», где Ленин обстоятельно анализирует книгу «Грамотность в России. М., 1922. ЦСУ. Отдел статистики народного образования», после завершения 6 января работы над статьей «О кооперации» и опубликования в «Правде» 25 января статьи «Как нам реорганизовать Рабкрин (предложение XII съезду партии)» перечень тем несколько меняется.

7 февраля Фотиева вновь записывает наиболее интересующие Владимира Ильича вопросы: 1. Перепись совслужащих, проведенная ЦСУ в Москве и Петрограде в конце 1922 года; 2. Материалы комиссии Политбюро по «грузинскому вопросу»; 3. Отношение коллегии НК РКИ к плану реорганизации Рабкрина; 4. Соотношение деятельности Главпрофорба с общепросветительской работой в народе2262.

Что касается переписи совслужащих, то Ленина волновал вопрос о том, когда и как будут преподнесены ее результаты. «…Его заботит, – записала Фотиева, – будут ли напечатаны таблицы в таком виде, как это нужно», т. е. чтобы не затушевывали при подведении итогов того несомненного факта, что при всех чрезвычайных чистках и сокращениях госаппарата число чиновников непрерывно возрастает2263.

Фотиева отметила, что для получения корректуры данного статистического сборника необходимо разрешение Сталина. Решили пойти в обход. Ленин «согласился с моим предложением, – записывает Лидия Александровна, – провести поручение о проверке через Каменева или Цюрупу. Поручение дать Кржижановскому и Свидерскому».

Главная задача, которую с самого начала поставил Владимир Ильич: «ввиду особенной важности этой переписи материалы должны быть опубликованы, несмотря на то что данные предыдущих переписей не опубликовывались…». При этом особо указывалось, что «Владимир Ильич хотел бы их видеть в печати до партийного съезда…»2264.

Относительно Рабкрина Ленина интересовало, готовы ли члены коллегии РКИ теперь, после публикации 25 января его статьи, сделать, как он выразился, «шаг государственной важности», т. е. приступить к подготовке реформы госаппарата, или же они станут ждать съезда. Фотиеву спросил: согласны ли вообще Цюрупа, Свидерский, Аванесов, Реске и другие члены коллегии РКИ с его статьей? И еще спросил: «Не колеблется ли Цюрупа, не старается ли оттянуть, откровенно ли говорит со мной? Я сказала, что не имела пока возможности говорить с ним…»

Вне зависимости от этого Владимир Ильич попросил передать Александру Дмитриевичу, что сейчас он работает над статьей «Лучше меньше, да лучше», в которой еще раз вернется к реформе РКИ и обязательно покажет ее Цюрупе до сдачи в печать. Главное же, для себя Ленин твердо решил, что «вопрос о Рабоче-крестьянской инспекции он внесет на съезд»2265.

Вопрос о соотношении деятельности Главпрофорба с общепросветительской работой в массах Ленин много раз обговаривал с Крупской и, в конце концов, попросил ее написать об этом статью, пообещав свое послесловие. По словам Надежды Константиновны, его основная мысль сводилась к тому, что необходимо широкую производственную пропаганду, которой занимался Главпрофобр, тесно связать с ликвидацией неграмотности и общими задачами повышения уровня культуры народа.

Ленин считал, что нельзя рассматривать проблемы культуры как нечто изолированное, вне времени и пространства. Безусловно, культура вырастает на базе определенного экономического уровня развития страны, зависит от ряда других факторов и, в особенности, от существующего политического уклада. Она увязана со всеми сторонами жизни: от культуры управления госаппарата до производительности труда.

«На II съезде политпросветчиков, – писала Крупская, – он говорил, что раз назвались политпросветчиками, то вам до всего должно быть дело. В стране процветает взяточничество. Если вы действительно политпросветчики, если вы по-настоящему поднимаете культуру, то вы должны поставить себе задачей борьбу со взяткой. Он говорил не об административной борьбе со взяткой, а о такой борьбе, когда создается определенное общественное мнение, которое делает невозможной эту взятку. Эту увязку со всеми сторонами жизни Владимир Ильич неустанно подчеркивал».

Крупская написала статью «База культуры». Ленин прочел ее и своей приписки-послесловия делать не стал, а посоветовал закончить обращением к рабочим и крестьянам о том, чтобы они сами брались за дело ликвидации неграмотности.

«Вспоминается мне, – пишет Крупская, – один разговор с Владимиром Ильичом, когда он был болен. Я прихожу и рассказываю, что я прочитала в одном американском журнале, что американцы собираются к такому-то году [1927. – В.Л.] ликвидировать всю неграмотность. А когда мы ликвидируем – это неизвестно. Он говорит: “Мы можем к тому же сроку ликвидировать, только при том условии, если массы возьмутся”. Это “если массы возьмутся” характерно для всей точки зрения Владимира Ильича. Он смотрел на массы как на главнейший движущий фактор, который создаст нечто свое»2266.

…Самым сложным из того перечня, который продиктовал Фотиевой Ленин, оказался «грузинский вопрос», ибо по нему уже состоялись решения сначала Оргбюро (21 декабря 1922 года), а затем Политбюро ЦК (13 января 1923 года), одобрившие доклад комиссии Дзержинского и постановившие отозвать из Грузии Ф.И. Махарадзе, П.Г. Мдивани, С.И. Кавтарадзе и К.М. Цинцадзе. «Смена эта, – указывалось при этом в постановлении Политбюро, – ни в коем смысле не лишает доверия в глазах ЦК тех товарищей, которые… переведены на работу вне Грузии»2267.

О проступке Серго Орджоникидзе, в пылу спора заехавшего по физиономии А. Кабахидзе, обозвавшего его «сталинским ишаком», в решении даже не упоминалось. И, судя по всему, ни Серго, ни Коба на выводы комиссии в обиде не были. Во всяком случае, Рождество 1923 года они вместе с Дзержинским встречали на квартире у Рыкова. А присутствовавшего там известного пианиста Давида Шора более всего поразило то, как Дзержинский танцевал перед «кавказцами» лезгинку2268.

В позитивном решении «грузинского вопроса», как мы знаем, был лично заинтересован ряд влиятельнейших членов партийного руководства. Но Ленин из этого сделал лишь один вывод: для объективного решения необходимо заново провести тщательнейший анализ всех обстоятельств и документов, связанных с данным делом. И эту работу 24 января он поручает Фотиевой, Гляссер и Горбунову, не скрывая от них, что требуется это Владимиру Ильичу «для партийного съезда»2269.

При этом, пишет Мария Гляссер, «он взял с нас слово держать все в строжайшей тайне до окончания работы… Именно потому, что он был болен и страшно подозрителен – ему все время казалось, что с ним уже не считаются (я так думаю), обмануть его доверие было для нас немыслимо»2270.

1 февраля 1923 года, узнав, что Политбюро разрешило, наконец, выдать материалы комиссии Дзержинского, Ленин диктует Фотиевой те вопросы, на которые он хотел бы получить четкие ответы.