на иглы. У Эрвина нет копья, но есть Глас Зимы - быстрый, как ветер. А враг смятен и не успевает защищаться. Шаван шарахнулся от огня – прямо под клинок. Конь на дыбы – получай удар по ноге всадника. А этот только замахнулся – сразу сдох от плети. Ну что же ты, сестра! Я бы достал его, уколол под щитом, неужели не видишь?..

- Милоорд!.. – кричат откуда-то.

Он еле слышит. Оглушен звоном стали, громом копыт, грохотом крови в ушах.

- Милооорд, назааад!

Какого черта – назад?! Это мой торт, я хочу его съесть! Иона выдирает куски изо рта, а теперь еще вы?

- За Агату! За Север!.. – кричит он, рубя нового шавана.

То есть, думает, что кричит, а на деле – едва шепчет. И рука уже совсем тяжела, даже легкий Глас Зимы ощущается как молот.

- Берегитесь, милорд! Впереди Перст!

Точно! Вон там – шаван без меча, машет голой рукой, как дирижер в оркестре. Сейчас я его! Пока Иона не опередила!

Эрвин прорывается сквозь жидкое прикрытие. Чей-то меч свищет мимо головы, ответным ударом герцог разрубает шею. Бедные идиоты, на что вы надеетесь? Я же не могу умереть!

Он скачет прямо на ханида, и уже видит точку, куда войдет клинок Гласа Зимы. «Дирижер» делает взмах рукой. Плеть разбивает череп кобылы и на излете хлещет Эрвина по ребрам.

Он летит, он падает наземь. Хватается за собственный бок, чувствует холод стали. Ага, это вывернуло пластины брони. А это что? Скользкое, твердое, зазубренное… Обломок ребра? Торчит наружу?.. Нет, чушь какая-то! Агата поклялась, я не могу умереть сегодня!..

Вдох спустя его накрывает чудовищная боль.

* * *

На радостях Менсон крепко поцеловал жену и вспрыгнул на стол, опрокинув посуду.

- Брр-раво, кайры! Так держать!

Картина изменилась перед его глазами. Теперь Менсон видел не воинов и коней – а лучи. Из ворот замка лилась река прекрасного рубинового света. Широкой волною катилась по земле и смывала мусор. Ох, и много его было: всю долину усыпали куски зеленой, коричневой, желтой грязи – как бутылки и объедки после долгого застолья. Река сметала их с пути, подминала под себя, растворяла. Иногда попадался слишком твердый комок, река не могла сразу поглотить его. Тогда помогал кто-то невидимый: ниоткуда прилетала молния, раскалывала комок, и обломки тут же терялись в потоке. Река очищала долину, оставляя после себя лишь белый снег в алых каплях. Это было так красиво, что сердце старого шута пело от восторга.

Город тоже теперь выглядел иначе. Вместо стен, улиц и крыш Менсон видел живое существо: матерого, сильного, хищного зверя. Охотник ранил его, вогнав копье в грудь. Но зверь, рыча от ярости, ударил в ответ – и копье вылетело из раны, а охотник покатился кубарем, ломая себе кости. На глаза Менсона навернулись слезы радости:

- Смогли все-таки! Смогли, молодцы мои…

Адриан и ганта Бирай, и все, кто ставил на Шейланда, молча хлопали ртами. За какой-то час все перевернулось с ног на голову. Только что битва казалась решенной – но вот закатники побиты и изгнаны, орда обращена в бегство, а на стороне Ориджинов появился перстоносец.

- К-к-как это случилось?.. – заикаясь, выдавил герцог Морис.

- Зы-зы-запросто! – передразнил шут. – Поставили засаду – точно как у тебя в Лабелине. А орду обезглавили Перстом и погнали к чер-ррртям собачьим!

- Откуда возник Перст? – полюбопытствовал Второй из Пяти.

Ему ответил Франциск-Илиан:

- Младший Ориджин вернулся из Степи. Должно быть, захватил пленника.

Адриан и Серебряный Лис не раскрывали ртов. Все их вдумчивые прогнозы лопнули по швам. Закатники отступали из города в состоянии, близком к панике. Кавалерия Стэтхема вошла в раж и гнала шаванов через лабиринт. Петляя среди глыб, степняки теряли скорость, и северяне с удовольствием рубили их. Невидимый перстоносец тоже продолжал свою жатву.

- Королева Маделин, вы подвели меня, - наконец, сказал владыка. – Ваш агент солгал. Ориджин не собирался идти на сделку.

Леди-во-Тьме лишь пожала плечами:

- Даже лучших агентов иногда раскрывают. Вы должны были учесть возможность.

Адриан скрипнул зубами и повернулся к изображению:

- А ну, покажите мне северный фланг!

Птаха перемахнула через замок, чей гарнизон боролся с пожаром, и спикировала к северному предполью.

Менсон охнул, на миг растерявшись в разноцветном вихре. Смешались багрянец кайров, шейландская зелень, альмерская белизна. Яркой черной точкой выделялся полководец, лорд Рихард. Вопреки законам природы, он был черен – и светился. Лучи мрака окружали его ореолом. Шут видел душу полководца: ни расстояние, ни доспехи не могли ее скрыть. Рихард кипел бешенством и отчаяньем. Он видел, как орда обратилась в бегство. План наступления рухнул, последний шанс на победу остался в его собственных руках. Атаковать с севера – стремительно, сейчас! Раздавить кайров Блэкберри, пробить стену, ворваться в замок… Черными лучами гнева он хлестал своих солдат: на штурм, поганые трусы, в атаку!

Но солдаты тоже видели поражение орды. Они прекрасно понимали: кавалерия Стэтхема может объехать озеро и прискакать сюда, по наши души. Не лучше ли отойти, пока возможно?

Единственными, кто легко подчинился приказу, были монахи братства Вильгельма. Остальных солдат Рихард гнал в бой насмешками, посулами наград, прямыми угрозами: «Атакуйте, или я вас перебью!» Кое-как он слепил воедино куски, на которые разваливался корпус, и бросил в наступление. Лишь одна часть не вступила в бой: беломорские кайры как стояли на фланге, так и остались. Рихард в бешенстве помчал к ним, с криком обрушился на командира… И Менсон заранее знал, что произойдет: видел по цвету. Эти кайры светились рубиновым, в точности как Первая Зима.

Арбалетный залп ошеломил Рихарда. Незримая броня защитила его тело, но коня она не прикрывала! Животное рухнуло, пораженное в голову. Рихард выпрыгнул из седла, неловко приземлился среди кайров. В следующий миг на него, как на мустанга, набросили аркан. Опрокинули на землю, навалились, принялись вязать. Пояс Колдуна задерживал железо, но голые руки с веревками проникали сквозь барьер. Рихард бился под грудой врагов, пульсировал мраком, истекал черными слезами… А «беломорцы» уже отбросили свой флаг и подняли черного нетопыря ориджинов. То были не кайры Флеминга, а переодетые иксы.

Шейландцы и альмерцы не успели опомниться, как их атаковали с двух сторон. Кайры полковника Блэкберри давили по фронту, иксы налетели с фланга. Люди графа Виттора заняли оборону, перстоносцы открыли огонь из-за спин латников. Но внезапно солдаты графа стали падать на землю с тяжелыми увечьями. Сами собою