26 августа советская сторона передала временному поверенному в делах США в СССР ответ на американский меморандум от 12 августа, в котором подчеркивалось, что «попытки Правительства США обосновать свои мероприятия, направленные против законных прав и интересов СССР, утверждениями, что Правительства и народы стран Прибалтики якобы лишены были возможности законно распорядиться принадлежащим им имуществом, находятся в полном противоречии с фактами, лишены, таким образом, основания и поэтому не могут служить оправданием указанных действий американских властей». Соответственно Москва настаивала на своем заявлении «о возвращении Советскому Союзу купленного им золота у центральных банков Эстонии, Латвии и Литвы»[1926].

26 сентября в беседе с В.М. Молотовым американский посол в Москве «заявил, что задержка золота не имеет под собой какой-либо политической подоплеки и является лишь делом финансового расчета, ибо банки Прибалтов имеют большую задолженность США, не считая американских капиталовложений в Прибалтах и задолженности частных граждан Прибалтийских стран»[1927]. В итоге, СССР и США по этому вопросу так и остались каждый при своем мнении[1928]. Как справедливо отметил А. Тэйлор, «права России на балтийские государства и восточную часть Польши были гораздо более обоснованными по сравнению с правами Соединенных Штатов на Нью-Мексико. Фактически англичане и американцы применяли к русским нормы, которые они не применяли к себе»[1929].

Схожую позицию заняло и польское эмигрантское правительство в Лондоне. 25 июля 1940 г. оно заявило протест в связи с «новым включением Вильны и Виленского края в СССР», а 30 июля сформулировало линию своей внешней политики, согласно которой оно не признавало «уничтожения независимости» стран Прибалтики и намеревалось строить польско-литовские отношения на «основе вековой дружбы и общности целей», но Виленский край должен был быть частью Польши[1930].

Иную позицию заняла Швеция, которая 15 июля 1940 г. передала СССР эстонское (14 млн шведских крон) и литовское (6 млн шведских крон) золото, а также несколько прибалтийских пароходов[1931]. 10 августа Стокгольм поставил перед советской стороной вопрос о шведской собственности в Эстонии, Латвии и Литве и выразил готовность начать соответствующие переговоры. В ответ Москва заявила о готовности внимательно отнестись к этому вопросу и обсудить его[1932]. Со своей стороны Швеция по просьбе Москвы приняла имущество бывших миссий и консульств Эстонии, Латвии и Литвы в странах, не имевших дипломатических отношений с СССР. 11 октября советская сторона согласилась договориться со Швецией по вопросу о компенсации за национализированное в Прибалтике имущество[1933]. В феврале 1941 г. в Москву прибыла шведская делегация во главе с заведующим правовым отделом МИД Ё. Энгцеллем. Советскую делегацию на начавшихся переговорах возглавлял заведующий договорно-правовым отделом НКИД А.П. Павлов. Советско-шведские переговоры по вопросу об урегулировании взаимных имущественных претензий в Прибалтике завершились 30 мая 1941 г. подписанием соответствующего соглашения, согласно которому Советский Союз выплачивал Швеции 20 млн шведских крон. Кроме того, признавались и погашались путем клиринга взаимные шведско-прибалтийские обязательства по торговым издержкам, по фрахту и страховым премиям за морские суда, по расчетам между банками и страховым обязательствам[1934].

24 июля 1940 г. в беседе с советским полпредом в Риме Б. Муссолини заявил, что Италия занимает благожелательную для СССР позицию по вопросу о Прибалтике, поскольку «к Советскому Союзу возвращается то, что ему принадлежало раньше, и что Итальянское правительство считает это вполне справедливым». Сама же Италия не заинтересована в вопросе Прибалтики[1935]. В тот же день в советской прессе было опубликовано сообщение берлинского радио: «Берлинские политические круги заявляют, что вступление трех балтийских стран в Советский Союз не затрагивает интересы Германии. Итальянские политические круги заявляют, что эти события происходят в районе, в котором Италия не заинтересована»[1936]. 3 сентября Япония уведомила СССР, что она «доброжелательно относится к факту присоединения к СССР трех прибалтийских государств, а также к тем мероприятиям Советского правительства, которые вытекают из факта присоединения этих республик к СССР». Также японская сторона просила продлить срок ликвидации посольства в Риге и зондировала вопрос о возможности открытия консульства в Риге. Однако советская сторона отклонила эти просьбы[1937].

Естественно, что вопросы Прибалтики заняли заметное место в советско-германских отношениях. Получив сведения о подготовке включения государств Прибалтики в состав СССР, рейхсфюрер СС Г. Гиммлер 3 июля направил министру иностранных дел И. фон Риббентропу записку, в которой поднимался вопрос об ускорении переселения в Германию немцев из Прибалтики. По германским данным, в Литве проживало свыше 36 тыс. немцев и 400 тыс. членов смешанных семейств[1938]. Соответственно 9 июля Риббентроп просил своего посла в Москве Ф. фон дер Шуленбурга сообщить Молотову, что германское правительство намеревается заняться переселением немцев из Литвы после завершения переселения из Эстонии и Латвии. Эта переселенческая акция «исключает полосу территории, которая будет присоединена к Германии при изменении германо-литовской границы по Московским соглашениям от сентября 1939 г.». Берлин, как это было оговорено ранее, оставил «за собой определение момента присоединения этой территории к Германии» и рассчитывал, что военные меры СССР не распространятся на эту территорию. Одновременно внимание Москвы было обращено на важность для Германии экономических связей с Прибалтикой и необходимость учета интересов проживающих там немцев. Относительно вопроса об имуществе переселенцев в Германию, германская сторона предлагала оставить его в Прибалтике, а возмещение получить поставками товаров из СССР[1939].