Али и его преемников. Египетские поместья были организованы по плантационному принципу, хотя иностранный капитал не играл ключевой роли в их развитии.

Не все крупное сельское хозяйство XIX века следует рассматривать прежде всего в мировом экономическом контексте. Пеоны, работавшие на латиноамериканских асьендах, не были ни рабами, ни наемными работниками; скорее, моделью была патриархальная семья, в которой патрион часто выступал в качестве своего рода крестного отца, а взаимные обязательства носили внедоговорной характер, опираясь на "моральную экономику" вне рынка. Часто физическое расположение асьенды превращало ее в замкнутый мир, а участок хозяина напоминал крепость, окруженную деревнями peones. В отличие от плантаций, асьенды конца XIX века были, как правило, недокапитализированными и технологически отсталыми. Зависимость крестьян основывалась не столько на явном принуждении, сколько на долге перед асьендадо, напоминающем кредитные отношения между простыми крестьянами и господствующей элитой в китайских или индийских деревнях. Как и рабовладельческая плантация, асьенда была пережитком колониального периода раннего модерна, и не обязательно считать ее "феодальной" (хотя многие авторы так и делают), чтобы определить ее как противоположную плантации форму. Асиенда была ориентирована скорее на самообеспечение, чем на экспорт, а трудовые отношения имели ярко выраженный неэкономический подтекст. Характерная для нее социальная обусловленность способствовала тому, что в латиноамериканских республиках крестьянство не могло реализовать свои права свободных граждан. Они не имели возможности воспользоваться обещанной при обретении независимости свободой, а большинство их протестных движений не достигли результатов.

В случае Мексики 1820-1880 гг. можно рассматривать как переходный период для асьенды. С распадом колониального государства индио потеряли власть, которая, пусть и ненадежно, обеспечивала им определенную защиту. Вместо этого правящие либералы с их идеологией прогресса рассматривали индио как препятствие, мешающее развитию Мексики по европейскому или (позднее) североамериканскому пути. Поэтому они не проявляли никакого внимания к коренному населению. Если колониальная асьенда еще предполагала определенный баланс интересов землевладельца и индейской общины, то политика новой республики и, соответственно, диктатуры Порфирио Диаса после 1876 г. в значительной степени распылила общинную собственность и оставила индио на милость жаждущих прибыли асьендадос. Однако такая практика не сделала асьенду основой экспортной экономики, сравнимой с плантациями Юго-Восточной Азии или Бразилии. Не во всех случаях асьенда была историческим тупиком. После 1880 года, с прокладкой железных дорог, в Мексике постепенно началась индустриализация. Многие асьенды воспользовались этой возможностью для введения менее жестких трудовых контрактов, большего разделения труда в производстве, более профессиональных форм управления и отказа от патерналистских социальных отношений. Такие модернизированные асьенды, часто очень крупные, существовали наряду с множеством более мелких, которые продолжали работать так же, как и в колониальные времена. В целом латиноамериканская асьенда XIX века представляла собой монадическую структуру, в которой патрион в основном поступал по своему усмотрению. Хотя свод законов зачастую был весьма прогрессивным, полиция и судебные органы редко вмешивались в дела "пеонов", которые уже не имели той экзистенциальной безопасности, которую обеспечивала функционирующая деревенская община. Не следует рассматривать пеонесов как "безземельный пролетариат" в стиле плантаторов, восточно-прусских, чилийских или африканских гастарбайтеров; они оставались на одном месте, приспособленные к жизни "своей" асьенды. Но и крестьянством, структурно привязанным к деревне, в российском, западноевропейском или индейском понимании они тоже не являлись. Это не означает, что в Латинской Америке существовал пролетариат-мигрант, не имевший ни собственной земли, ни (что особенно важно) возможности ее приобрести. Это явление было широко распространено в Аргентине, где рабочие (и фермеры-арендаторы ), как правило, были итальянцами или испанцами по происхождению, как правило, холостыми или имеющими жену и детей, живущих в городе.

 

2 Завод, строительная площадка и офис

Семинары

Работа может быть классифицирована в зависимости от места ее выполнения. Многие рабочие места в XIX веке мало изменились по сравнению с более ранними временами. Независимые ремесленники в Европе и, соответственно, в Азии и Африке работали, по сути, в "досовременных" условиях, по крайней мере, до появления в конце века электродвигателя и распространения массового промышленного производства. В других цивилизациях также продолжали действовать старые модели организации мастерских. Передача знаний и регулирование рынка через гильдии и другие коллективные институты, которые в Османской империи и Китае просуществовали дольше, чем в Европе, отличали ремесленников от простых рабочих. Рост промышленности обесценил производственную деятельность многих ремесленников, но было немало случаев, когда мастерская успешно приспосабливалась к изменившимся рыночным условиям. В целом в XIX веке ремесла в меньшей степени утратили свое экономическое значение, чем в XX. В Европе качественная одежда по-прежнему изготавливалась портным, обувь - сапожником, а мука - мельником. Более широкое определение ремесла может включать в себя гибридные формы самопомощи, совместной работы и профессионального партнерства. Именно так строилась большая часть частного жилья в большинстве стран мира - от простых западноевропейских фахверковых зданий до широкого спектра африканских типов. Домостроение было "доиндустриальным", и некоторые из его рабочих процедур остаются таковыми и по сей день.

Ряд ремесел впервые возник в XIX веке, другие приобрели новое значение. Так, например, из-за постоянного или растущего количества лошадей кузницы использовались на протяжении всего столетия, а металлургические заводы тяжелой промышленности фактически возникли как переосмысление их искусства на более высоком энергетическом уровне, хотя и без отдельных мастеров. Во многих культурах кузнец пользовался большим уважением и даже мифическим статусом: он был мастером огня, физическим силачом, изготовителем инструментов и оружия, хотя в Индии это считалось работой низшей касты. На значительных территориях Африки к югу от Сахары это ремесло не имело древней истории, а зародилось в XVIII веке и достигло своего расцвета примерно между 1820 и 1920 годами. Кузницы производили полезные и красивые вещи, например, ювелирные украшения были престижным предметом накопления, как и чеканка монет в тех местах, где не было государственной монополии. Они обладали высокой степенью автономии, в значительной степени контролируя свой производственный процесс. Привычный образ деревенского кузнеца вводит в заблуждение, поскольку он вполне мог работать и на удовлетворение спроса за пределами своей местности. Например, в Конго многие кузнецы имели далеко разбросанную клиентуру, которая была как этнически, так и социально разнообразной. Необходимость приобретения сырья связывала их с широкими торговыми кругами и побуждала к развитию многочисленных социальных контактов.

 

Судостроительный завод

Любое рабочее место в XIX веке могло принять новый облик. Примером может служить верфь, тысячелетиями известная в различных цивилизациях как центр ремесленной кооперации, а уже в начале нового времени ставшая одной из основных отраслей крупного предпринимательства в таких странах, как Англия, Франция, Голландия. В те времена оно было уделом плотников. Затем судостроение стало ведущей отраслью в процессе индустриализации, и к 1900 г. это