Почти все римляне и Марк в том числе легли спать рано. Трибун устроился поудобнее и медленно погрузился в сон. Жесткое шерстяное одеяло раздражало его, но перед тем как заснуть он подумал о том, что такой ночлег — все же лучше, чем ничего.

* * *

Трибун проснулся рано — его разбудили голоса людей, препиравшихся друг с другом перед входом в казарму. Он накинул плащ, взял перевязь с мечом и, протирая сонные глаза, вышел узнать, что случилось.

— Мне очень жаль, господин, — говорил римский часовой, — но вы не сможете увидеть командира, пока он не проснется.

Он и его напарник скрестили копья, не позволяя незваному гостю войти.

— Чтоб вас изжарил Фос, я же говорю, что это срочное дело! — взорвался Нефон Комнос. — Неужели я должен… Ох, вот и ты, Скавр. Мне нужно срочно поговорить с тобой, а твои твердолобые часовые меня не пускают.

— Они выполняют приказ. Гней, Манлий, все в порядке. — Он повернулся к Комносу. — Если ты хотел меня видеть, то я здесь. Давай поговорим по дороге, пусть мои люди выспятся.

Все еще сердито ворча, Комнос согласился.

Камни мостовой были прохладными, и идти по ним босиком было сущее удовольствие, Марк вдохнул свежий утренний воздух — такой приятный после душной казармы. Приветствуя первые утренние лучи, запел жаворонок, сверкая золотым и красным оперением. Скавр невольно улыбнулся, услышав эту песенку. Он не спешил завязать разговор, и медленно шел, любуясь мрамором дворцов, отражавшим солнечные лучи, замечая тонкую паутину на листьях…

Если Комнос хочет поговорить с ним, то пусть первый и начинает.

Так он и сделал, прерывая молчание.

— Скавр, во имя Фоса, кто дал тебе право колотить моих людей?

Римлянин остановился, не веря своим ушам.

— Ты имеешь в виду вчерашних часовых у императорского дворца?

— А кого еще? — сердито буркнул Комнос. — Мы в Видессосе, знаешь ли, не очень любим, когда наемники дерутся с местными солдатами. Не для того я привел тебя сюда. Когда я увидел твоих легионеров в Имбросе, вы сразу мне понравились. Подтянутые, дисциплинированные, совсем не похожие на толпу варваров.

— Так тебе не нравится, что наемник поколотил видессианского солдата?

Комнос нетерпеливо кивнул.

— Хорошо, а как тебе понравится, что твои прекрасные видессианские солдаты спят на часах, развалившись на полуденном солнышке перед самым императорским дворцом, который они должны охранять?

— Что?!

— Тот, кто рассказывал тебе сказки, — заявил трибун, — должен был договорить до конца. Тебе, видно, сообщили только половину истории. — И он объяснил, что увидел обоих часовых дрыхнувшими на лестнице. — Какую еще причину я мог найти, чтобы так поступить с ними? Разве они ничего не сказали об этом?

— Нет, — признался Комнос, — они передали мне, что ты набросился на них без предупреждения. Со спины.

— Сверху, если уж на то пошло, — сердито фыркнул Марк. — Они могут считать, что им повезло, ведь это твои солдаты, а не мои. У римлян же плети — самое малое, что их ждало бы.

Но Комнос все не мог поверить.

— Их рассказы совпадают во всех деталях.

— А чего бы ты хотел? Лентяи прекрасно договорились обо всем. Послушай, Комнос, мне безразлично, веришь ты мне или нет. Ты разбудил меня, перебил мой завтрак. Но вот что я тебе скажу. Если это — лучшие солдаты Видессоса, то я не удивляюсь тому, что вам нужны наемники.

Скавр подумал о Зимискесе, о Мазалоне, Апокавкосе (да и о самом Комносе); он знал, что был несправедлив к видессианам, но ничего не мог поделать со своим раздражением. Невероятная наглость солдат, которые не только пытались скрыть свою вину, но и взвалили ее на трибуна, просто вывела его из себя.

Комнос, все еще кипя от гнева, отвесил поклон.

— Я проверю твое сообщение, — сказал он, снова поклонился и ушел.

Проводив глазами Комноса, шагавшего прямо и четко, Марк подумал о том, не нажил ли он еще одного врага? Сфранцез, Авшар, теперь Комнос. «Для человека, не интересующегося политикой, — подумал он, — я обладаю замечательным даром говорить правду не вовремя. Если Сфранцез и Комнос оба станут моими врагами, то где в Видессосе я найду друзей?»

Трибун вздохнул. Как всегда, поправить дело словами уже поздно. Все, что ему осталось, — это продолжать как-то жить и тащить на себе последствия своих поступков. В конце концов, жизнь продолжается, и завтрак — это не так уж плохо, подумал он. Марк поплелся в сторону казармы.

Несмотря на стоические попытки принимать вещи такими, какие они есть, Марку тяжело дались утро и полдень этого дня. Пытаясь стряхнуть неприятный осадок, он решил с головой погрузиться в работу и вложил в учения столько энергии, что каждый солдат почувствовал это. В любое другое время он гордился бы своим легионом и легионерами, но сегодня взрывался по пустякам.

Вот и сейчас Марк раздраженно рявкнул на легионера, который, по его мнению, недостаточно долго отжимался.

— Командир, — возразил один из солдат, — мы никогда не отжимались по стольку.

Трибун потер плечо и отошел, решив для успокоения поговорить с Виридовиксом. Но и тот не слишком помог ему.

— Я знаю, орать на людей скверно, — сказал галл. — Но что поделаешь? Им только позволь, и они будут спать а утра до вечера. Знаешь, я бы именно так и делал, но есть вещи и поважнее, чем сон: хорошая потасовка и красивые женщины.

Гай Филипп прислушивался к подобным речам с неодобрением.

— Если солдаты не умеют подчиняться, то это уже не армия, а просто банда. Поэтому мы, римляне, и сумели завоевать Галлию. В поединке один на один кельты — храбрейшие воины, но без дисциплины все вы — просто кусок навоза.

— Не буду отрицать, мы, кельты, разобщены. Но ты, Гай Филипп, просто дурак, если думаешь, что ваши жалкие римляне смогут удержать Галлию.

— Я — дурак?! — Старший центурион подпрыгнул, как разъяренный терьер. — Придержи язык!

Виридовикс сердито огрызнулся.

— Сам придержи язык, а то я вставлю тебе новый, и вряд ли он тебе понравится.

Не дожидаясь, пока его разъяренные товарищи начнут дубасить друг друга, Марк быстро встал между ними.

— Вы как два пса, дерущиеся из-за кости, отражение которой увидели в зеркале. Никто из нас никогда не узнает, кто победил в той войне. В легионе не должно быть врагов — у нас их и так достаточно. Я говорю вам: прежде, чем вы поднимете друг на друга руку, вам придется перешагнуть через меня.

Трибун притворился, что не видит оценивающих взглядов, которыми смерили его друзья. Он сумел разрядить обстановку: центурион и кельт, в конце концов, проворчали друг другу что-то не слишком враждебное и разбрелись каждый по своим делам.

Скавр вдруг понял, что Виридовиксу было куда более одиноко в новой земле, чем римлянам. Здесь целый легион римских солдат, но среди них нет ни одного галла, ни одной души, с которой он мог бы поговорить на родном языке. Не удивительно, что иногда он срывался — удивительно то, что он вообще ухитрялся держать себя в руках.