Мое терпение кончилось: я хотела уйти от Лоуренса, но боялась остаться одна. Эмма Голдман однажды спросила у меня, как я выношу такую жизнь. Я ответила ей, что не могу оставить детей и не хочу говорить об этом. Наконец, я решила, что так больше не может продолжаться. Несколько месяцев назад Лоуренс столкнул меня со ступеней своей мастерской, сжег мой свитер и четыре раза наступил мне на живот за один вечер. Я однажды полушутя намекнула ему, что, если мы расстанемся, я оставлю ему Синдбада, а Пегин возьму себе. Думаю, в тот момент, когда Джон Холмс поцеловал меня, я подсознательно решила использовать его для своего побега.

Поначалу я не была в него влюблена, но как-то вечером он вдруг пропал на целый час, и я чуть не впала в истерику. Так я впервые поняла, что люблю его. Мы ездили на природу и занимались любовью. Иногда мы спускались на каменистый берег под его домом. Как только Лоуренс уходил в мастерскую и там загорался свет, я бежала за Джоном. Это был наш час. Вскоре Джону стало сложно мириться с присутствием Лоуренса, и он попросил меня расторгнуть наш брак. Мне было сложно на это решиться. Ситуация выходила из-под контроля. Я хотела, чтобы Джон увез меня, но он не мог собраться с духом. Он жил в состоянии перманентного паралича воли и мучительно боялся оставить Дороти. Дороти не воспринимала меня всерьез, но Джон видел, кем он может стать для меня и как он может меня изменить. Он видел мою заурядную сторону, но видел и сторону страстную и верил, что может избавить меня от заурядности.

Мы стремились остаться наедине, хотя бы на одну ночь. Лоуренс пригласил нас всех на некую вечеринку в Тулоне. Мы с Джоном тщательно продумали предлоги, чтобы не ехать туда. Джон поступил так хитроумно, что даже я до последнего момента не знала, останется ли он со мной. Но он остался. Дороти уехала в Тулон с остальными, и мы наконец могли делать все, что заблагорассудится. Мы впервые легли в одну постель, но проснулись среди ночи, опасаясь возвращения остальных. Мы несколько часов просидели в гостиной, жалея о том, что так рано выбрались из-под одеяла. Лоуренс вернулся очень поздно. Он оставил Дороти в Тулоне — она слишком много выпила и плохо себя чувствовала. На следующий день мы поехали за ней. Она вела себя истерично, но все еще не подозревала меня ни в чем.

Я выдержала несколько недель этой рискованной жизни, после чего несознательно подвела ситуацию к кризису, раз уж Джон ничего не предпринимал. Однажды вечером, зная, что Лоуренс поблизости и не у себя в мастерской, я пошла в дом к Джону и поцеловала его. Лоуренс последовал за мной и застал нас врасплох, чего я, вероятно, и добивалась, но не предполагала, что за этим последует ужасная драка, которая могла привести к летальному исходу. Джон был куда сильнее Лоуренса, но он не хотел причинить ему вреда, и когда Лоуренс напал на него, тот просто прижал его к полу и ждал, пока кто-нибудь придет на помощь. Я совершенно обезумела и побежала за Дороти, которая принимала ванну у нас в доме. Она так долго собиралась, что они могли уже десять раз убить друг друга. Наконец мы вызвали на помощь садовника, и, когда добрались до дома, Джон был уже готов от отчаяния нокаутировать Лоуренса, который пытался ударить его тяжелым оловянным подсвечником. Садовник поспешил на помощь Лоуренсу, своему хозяину. Лоуренс велел Джозефу не вмешиваться, но по крайней мере это положило конец их смертельной схватке. Они оба были совершенно разбиты. Лоуренс отправился обратно к нам домой, и я пошла с ним. Он сказал мне, что больше не собирается терпеть присутствие Холмсов в Прамускье и что я должна избавиться от них. Дороти вошла в комнату на середине разговора, и Лоуренс сообщил ей, что мы с Джоном — любовники. Она назвала Лоуренса сумасшедшим, но выглядела потрясенной. Лоуренс снова пошел к ним в дом и сказал Джону, что убьет его, если еще раз увидит. Я была совершенно не в себе и помогла Холмсам ретироваться по маленькой тропке в бистро мадам Октобон. По пути Дороти повредила ногу об изгородь из колючей проволоки. Лоуренс разыскивал Джона и у мадам Октобон, но та спрятала Холмса и не дала Лоуренсу увидеть его. Тогда я точно поняла, что все кончено, и спланировала побег для нас троих. Я подкупила садовника, чтобы тот отнес записку Холмсам. Я послала им деньги и назначила место встречи. Тем вечером Холмсы уехали в Йер, а я должна была присоединиться к ним в Авиньоне.

Было очень странно после семи лет отношений знать, что ты проводишь с человеком последнюю ночь. Утром я попросила у Лоуренса разрешения поехать в Лондон к Пегги. Разумеется, он нашел мою идею странной. Он был против, и я не стала настаивать. Я отправила его в Йер, чтобы обналичить чек, и разрыдалась, целуя его на прощание. Не понимаю, как он ни о чем не догадался.

С нами в доме жила очень милая и простая девушка, золовка Клотильды. Она была влюблена в Лоуренса, и я все время подначивала его заняться с ней любовью, что, впрочем, он и сделал. Я надеялась, что после моего побега он женится на ней, но этого не произошло. Часть пути она проехала со мной, чтобы потом отвезти обратно автомобиль, и по дороге я сказала ей, что ухожу от Лоуренса. Я выразила надежду, что она за ним присмотрит. Она не подозревала о моих намерениях и пришла в страшное недоумение. Потом я замолчала и за минуту до отправления поезда из Сен-Рафаэля сказала ей, чтобы она передала Лоуренсу мои прощальные слова.

Джон с Дороти провели ночь в Йере и все еще были там, когда Лоуренс на следующее утро отправился туда в банк. Дороти его до смерти боялась. Она думала, что он сумасшедший. Увидев Лоуренса на улице в Йере, заставила Джона залезть в их комнату по водосточной трубе, поскольку решила, что тот приехал в Йер убить его. Все это было ужасно унизительно.

Доехав до Авиньона, я встретилась с Джоном и Дороти и первым делом выкинула свое обручальное кольцо. Я вышла на балкон и швырнула его вниз, на улицу.

Этот жест обладал для меня символическим значением, хотя потом я не раз пожалела о нем. Это было красивое маленькое колечко, и мне часто не хватало именно такого. Дороти переживала из-за инфекции, попавшей в рану от колючей проволоки. Она все еще не знала, что Джон в меня влюблен — у него не хватало духу признаться ей. Он постоянно откладывал все на потом. Мы продолжали заниматься любовью втайне от нее, но, думаю, этот факт вызвал бы у нее меньше беспокойства, чем то, что мы собираемся жить вместе.

Мы хотели отправиться в Лондон, но Дороти уговорила меня вызвать моего адвоката, с которым мы встретились в Дижоне — на полпути к Парижу. Когда он увидел Джона и Дороти, то предупредил меня, что я прыгаю со сковородки в открытое пламя. К сожалению, он был еще и адвокатом матери Лоуренса, и Вэйлы решили, что я пыталась таким образом получить преимущество у них за спиной. Я хотела лишь добиться признания раздельного проживания, но адвокат убедил меня разводиться. Я попросила его передать от меня Лоуренсу записку, поскольку он запретил мне писать ему лично. Хуже всего то, что он так эту записку не передал, а просто сообщил Лоуренсу о моих намерениях по телефону, чего тот, разумеется, мне никогда не простил. Адвокат сразу же отправил меня домой и сказал, что я поставила себя в невыгодное положение, покинув место жительства. После нескольких дней в Дижоне мы отправились на юг.