Грудь болезненно обжигает, и моя рука взлетает, чтобы залепить ему звонкую пощёчину.

– К твоему сведению, – шиплю я тут же, – это из-за тебя воруют мои вещи и прячут их в мужской раздевалке! И я очень сомневаюсь, что тебе не известно о слабостях брата, которыми ты с удовольствием пользуешься! Знаешь, Оливер, тогда на пляже и эти несколько дней в колледже, дали мне понять, что я тебе больше не интересна. И я искренне не понимаю, почему сейчас стою здесь и что-то тебе объясняю!

Я хочу уйти, но Оливер вновь ловит мою руку, удерживая меня на месте. Хмурится и говорит сквозь зубы:

– Интересна.

– Что?

– Ты мне интересна, Ани, поэтому я и злюсь. Я не знаю, что думать. Не знаю, что делать. Последние дни… Я пытался вызвать твою ревность.

– Ревность? – поражённо выдыхаю я. – Чтобы испытывать ревность, нужны чувства! А чтобы испытывать чувства нужно глубже узнать человека! Как я могу ревновать, когда едва тебя знаю, Оливер?! У меня нет на это никаких прав! Как и у тебя нет прав что-то мне предъявлять!

– Но…

– Довольно, Оливер, – сухо обрываю я его. – Мы никто друг другу, и я устала от того, что все вокруг думают иначе. В том числе, и ты.

Я снова вырываю руку, пока блондин переваривает мои слова, и, наконец, добираюсь до женской раздевалки, закрывая за спиной дверь.

Перед глазами стоит его лицо: растерянное и рассерженное одновременно. Но эта его наглость! Интересна я ему, видите ли! И всё? Это даёт ему право делать выводы о моём поведении? Даёт право судить меня? Или предъявлять мне какие-то претензии?!

Вызывал ревность, ну надо же!

Я с первого дня знакомства видела его в окружении девчонок! Я знаю о нём только это, с какой стати мне ревновать к тому, к чему он, очевидно, привык? Ну что за бред?!

Господи, как нелепо это всё выглядит! Разве, этого никто не видит, кроме меня?!

Я присаживаюсь на металлическую лавочку, стоящую между шкафчиков, бросаю вещи рядом с собой и кусаю губы.

Так продолжаться не может. Барбара перешла грань, и мне необходимо поставить её на место. В смысле, показать ей, что я не позволю так с собой обращаться. И это фото… Кто и для чего меня сфотографировал? То есть, я имею ввиду, чем это для меня обернётся? Какие будут последствия?

Впрочем, плевать!

Я буду выше всяких сплетен и лживых обвинений. У меня есть гордость, которую при всём желании никому сломить не удастся.

Потому вскоре я очень тщательно привожу себя в порядок и иду на следующее занятие. Моя любимая литература, которая собрала в моём классе ценителей письма. Ни Барбары, ни Лу, ни Оливера и ни Никлауса – никого из тех, кто мог бы испортить мне впечатление от любимого занятия.

Но когда звенит звонок и в кабинет входит преподаватель, а за ним кое-кто ещё, я понимаю, что поторопилась с ранее сделанными выводами.

– Спасибо, что почтил нас своим присутствием, Макензи, – усмехается мистер Филипс. – Лично я ждал тебя только в следующем семестре.

Никлаус хмыкает и насмешливо смотрит на меня, пока идёт к своему месту.

Вот, значит, чья парта в последнем ряду пустовала на прошлой неделе…

И скажите мне, пожалуйста, за что мне мстит жизнь? Что я сделала не так, за что теперь меня наказывает сама вселенная?

Впрочем, совсем скоро я перестаю тревожится, сосредоточившись на фильме, который нам решает показать преподаватель в знак новой темы. «Грозовой перевал». А читать книгу мы будем уже дома.

По моим ощущениям проходит половина фильма, когда и так не слишком сосредоточенные на экране квадратного телевизора студенты начинают шептаться громче. Мистер Филипс шикает на них, но они не реагируют, а некоторые из них начинают оглядываться на меня.

Я заранее понимаю, что следующий удар по мне уже нанесён.

– Твою мать! – доносится тихое сбоку и сзади от Ника, а затем он с шумом подскакивает на ноги и стремительно идёт на выход из кабинета.

– Я буду обязан доложить об этом твоей матери, Макензи! – кричит ему в спину преподаватель.

Он не отвечает. А класс начинает шуметь громче, до меня долетают обрывки их слов: почти голая, из раздевалки, и прочее в таком духе. Я стискиваю зубы и продолжаю упорно смотреть в экран.

– О вас мне тоже доложить директору? Замолкаем и смотрим кино!

Никого из тех, кто смог бы испортить мне впечатление от любимого занятия? Как бы не так! Я пулей вылетаю из кабинета, как только звенит звонок. Оставшееся время фильма я изводила себя противоречивыми чувствами. То твёрдо решала держать лицо и не реагировать на провокации, то нестерпимо хотела вцепиться в белокурые волосёнки тощей Барб, как только найду её в коридорах здания колледжа…

От последнего меня останавливало то, что я не знала точно ли её рук это дело. Вдруг это Лу? Или ещё какая ярая поклонница Оливера? Или вообще – Никлауса. Да и насилие не мой конёк.

Но злилась я, конечно, знатно.

Особенно, когда все вокруг вновь на меня пялились!

С Бэлл я встречаюсь на привычном месте – у кабинета химии, который находится в начале пересечений трёх разных коридоров, и уже хочу кинуться ей на грудь и разреветься, как воздух сотрясает звук взрыва… Не то, чтобы прям ВЗРЫВА – маленький взрывник в кабинете химии. Дверь, ведущая в него, с грохотом распахивается, и в коридор начинает валить густой дым, а затем и сами студенты. Среди которых я, представьте моё удивление, вижу Барб и Роби!

Я чувствую некоторое злорадство, глядя на одежду лицо и волосы Барбары, испачканные в саже, но лишь до того момента, пока не замечаю, что Вуд прижимает ладонь к своей щеке. Похоже, парень поранился…

Я стыдливо отвожу взгляд и цепляю им с другой стороны коридора что-то знакомо-чёрное. Никлаус опирается на стену спиной, засунув руки в карманы джинсов, и с усмешкой на губах смотрит на пострадавших от химического взрыва ребят. Не знаю, чувствует ли он мой взгляд, но в следующий момент его тёмные глаза безошибочно находят меня в собравшейся, взволнованной толпе, и он мне подмигивает. А затем просто уходит.

Мне становится дурно.

Но на этом ничего не заканчивается.

Ко мне на всех парах подлетает Барб и двумя руками пихает меня в плечи. Я пошатываюсь слегка, но остаюсь стоять на своих двоих, пока блондинка истерит на весь коридор:

– Ты, грёбанная сучка, хоть представляешь сколько стоит эта брендовая блуза?! А если бы я пострадала, как Вуд?! Трахаешься с одним из них – трахайся, но подговорить его, чтобы он устроил взрыв! Совсем сдурела? Что только в тебе нашёл Оливер? Ты же обычная шавка! Давалка!

Ей я тоже залепляю пощёчину.

Это забавно – думать, что насилие не мой конёк и второй раз за день бить человека.

Впрочем, привести эту стерву в чувство было необходимо.