Тут я понимаю, что я просто уставилась на него, не говоря ничего. Но и он ведет себя так же по каким-то своим собственным причинам.

– Я думал, что уже не увижу тебя, – говорит он, и его дрожащий взволнованный голос приятнее соловьиной трели. Его красивый голос. Родной. – Я был уверен, что ты погибла. А потом… Я подумал, что потерял тебя навсегда.

Мы стоим в паре шагов друг от друга, как замороженные. Словно мы до сих пор не можем поверить в реальность происходящего.

– Я скучала по тебе, – говорю я. – Я даже не знала, что скучаю. Но, как только я тебя увидела, я это поняла.

А потом внезапно я кидаюсь ему в объятья. Как только мы касаемся друг друга, я знаю все о нем. Не прошлые события. Но то, как он дышит, запах его кожи: теплый и нежный. Я знаю, какие у него волосы, когда мы обнимаемся, и он прижимается ими к моей щеке.

Ни за что не позволю ему уйти.

– Все та же Рауэн, – говорит он, удерживая меня на расстоянии руки и глядя на меня с такой добротой, такой… Я, наконец, понимаю, что это. Братская любовь! Сколько людей на Земле могут сказать, что они понимают любовь, которая есть между братьями и сестрами? Кроме этих вторых детей, ни у кого нет братьев и сестер. И большинство этих людей, спрятанных здесь, не росли со своими братьями и сестрами. Они были постыдными, опасными секретами, запрятанными вглубь: их продали или выкинули.

Я плачу без стеснения, с видимым наслаждением. Я хочу знать все:

– А мы похожи? Ты любишь пузырьковый чай? Твой любимый предмет обществоведение?

Я жду, что он с радостью подтвердит мои слова, но он хмурится и между бровей появляется отчетливая складка.

– Ты терпеть не можешь чай с пузырьками, – отвечает он, – и я тоже. И ты всегда утверждала, что изучать обществоведение – это пустая трата времени, если ты изучил основы.

Я разочарована.

– Вот как. Я люблю чай с пузырьками. Мне казалось, я должна была любить его. Но если Рауэн он не нравился, то почему нравится мне?

– Это не страшно, – говорит он, и мне кажется, он отчаянно пытается поддержать мое радостное настроение. – Ты все еще рисуешь?

Я в замешательстве.

– Рисую? Я никогда не брала кисть в…

Прежде чем я успеваю расстроиться из-за громадной пропасти между моей прошлой жизнью и нынешней, он хватает мою руку, улыбается мне, его улыбка точно такая же, как моя, и говорит, пытаясь меня растормошить:

– Рауэн, не стоит стесняться того, что с тобой произошло! Это не твоя вина.

Я по-прежнему плачу, но в моих слезах смешиваются отчаяние и радость. Я плачу по тому, что потеряла… и по тому, что нашла.

– Но я хочу вспомнить тебя.

И себя. Я хочу этого очень сильно, но просто не могу! Я даже маму не помню. Ларк сказала мне, что она умерла, но в моей голове другая женщина – моя мама. Мне кажется, что я схожу с ума. Я хочу развернуться, но он сжимает меня в крепких уверенных братских объятьях.

– Прости меня, Эш.

– Не извиняйся. Мы снова вместе. Это самое главное. Скоро сюда придет Флейм, она сможет осмотреть тебя и понять, можно ли исправить то, что с тобой сделали в Центре. Немножко удачи – а также почти сверхъестественные способности Флейм – и возможно, ты сможешь вспомнить все.

Ларк отошла в сторону, сочувственно наблюдая за нашей семейной встречей, давая нам немного времени побыть вдвоем, чтобы воссоединиться. Теперь она снова рядом с нами.

– Ты вспомнила имя Эша. Хорошее начало и добрый знак, как мне кажется. Все здесь. – Она стучит пальцем по голове. – Только надо разблокировать это.

– Но сейчас, – говорит Эш, – тебе надо осмотреться. Вдруг это поможет что-нибудь вспомнить?

Эш берет мою руку, и Ларк держит за другую, мы выходим из пещеры, куда мы впервые попали, на балкон.

Я смутно осознавала, что мы очень высоко (ну, высоко для подполья) и что вдали была какая-то декоративная листва. В Эдеме повсюду искусственные деревья. Поэтому, когда краем глаза я заметила дерево, я не особо удивилась. Все внимание было отдано Эшу.

Сейчас они ведут меня на балкон – нависающий карниз высоко над обширной открытой пещерой, которая окольцована несколькими рядами дорожек и лестниц.

Я осматриваюсь и судорожно втягиваю воздух.

Пещера огромна, может быть, такая же большая, как и весь кампус «Дубов». Внизу я вижу смеющихся и болтающих людей, маленькие палатки в прозрачных тонах с вывесками, рекламирующими товары – одежду, обувь, конфеты – как на ярмарке. Я вижу длинный ряд столов и людей, выкладывающих еду, – праздник! Некоторые довольно удивительные ароматы доносятся прямо сюда, наверх, некоторые мне совсем не знакомы.

Но вверху… ух ты! – потолок зала выглядит как огромный, многогранный алмаз. Каменная арка над нашими головами усеяна кристаллами всех возможных оттенков пурпурного и розового, золотого и серебряного. Она сияет искусственным лунным светом. Она настолько красива, что я чувствую приступ счастья и надежды. Возможно ли, чтобы такая красота, неизвестная и невиданная, существовала глубоко под Эдемом? Эдем должен быть раем, но это место уже сейчас кажется землей обетованной.

А затем я вижу дерево.

На самом деле вижу.

Оно огромно, невозможно не заметить его, но на фоне всего остального оно затерялось, и я бросила небрежный взгляд. Еще одно искусственное дерево, и что?

Но сейчас, стоя между Эшем и Ларк, я смотрю вниз на зеленый навес, который раскинулся на более чем 100 футов вокруг себя, и мои колени начинают подгибаться. Запах чего-то настоящего и глубокого захватывает меня, и внезапно я понимаю. Я осознаю, что даже самое реалистичное искусственное дерево не идет ни в какое сравнение с этим. Они просто скульптуры и фотосинтезирующие машины – симпатичные, но холодные и мертвые.

Откуда здесь, в Эдеме, взялись деревья? Большинство форм жизни, животные и растения мертвы уже давным-давно. Только люди и некоторые водоросли, лишайники и грибы выжили. Но, тем не менее, дерево есть, огромное и величественное, растущее под землей.

– Можно потрогать? – спрашиваю я. Мне очень хочется сделать это, но я боюсь, что почему-нибудь этого нельзя делать.

– Конечно, – отвечает Эш, – оно принадлежит всем нам.

Не медля и не задумываясь, я бросаю их и несусь вниз по ступенькам, не обращая внимания на взгляды нескольких людей, мимо которых пробежала, не отвечая на их удивленные приветствия. Это дерево всколыхнуло во мне что-то, чему я не могу сопротивляться.

Я бегу изо всех сил, когда достигаю самого низа. Я пробежала уже половину пещеры, прежде чем поняла, по чему я бегу. Поверхность мягкая и пружинит под ногами. Почва? Не может быть! Почва отравлена и безжизненна.

Я резко замираю и падаю на колени. Почва утоптана множеством ног, но я зарываюсь пальцами в нее и набираю полные пригоршни. Я чувствую комочки под ногтями и протягиваю обе руки к лицу, вдыхая насыщенный, загадочный, животворящий запах. Весь пол пещеры покрыт почвой. Должно быть, очень толстым слоем, чтобы корни дерева уходили вглубь нее. Я вспоминаю ту маленькую чашу, которая хранится в святилище Храма. Каким жалким кажется сейчас тот образец! Какое издевательство над тем, что было на Земле и каким оно должно быть!