– Меня извиняют два обстоятельства. Во-первых, я втечение недели безуспешно пытался разыскать вас по месту работы или жительства– вы находились за пределами континента, прибыв же в Сибирь, исчезли.Во-вторых, льщу себя надеждой, что мое предложение окажется для васнебезынтересным и послужит к вящей пользе сторон.

Что-то в его интонации и обкатанных, как галька, текучихфразах заставило приглядеться к нему повнимательнее. Что Снерг и сделал.Длинные волосы и борода были свойственны модам многих эпох, и нынешний век несоставлял исключения, но во все века существовали свои отличия. Так издесь – прическа незнакомца веку не соответствовала, то ли выгляделатеатральным париком, то ли принадлежала человеку, вынужденному считаться сзависящими не от него правилами, а ими могли быть только…

– Простите, с кем имею честь?

– Дмитрий Никитич Драгомиров, священник.

– Так, – сказал Снерг. – Значит, вас можноназывать отцом Дмитрием?

– Естественно, если это не вызывает у вас неловкости –мы практически ровесники.

Снергу как раз было немного неловко. Церковниками он, какбольшинство людей, не интересовался, просто-напросто не вспоминал о них, а еслии вспоминал, они вызывали те же чувства, что и гвардейцы в старинных мундирах укоролевских дворцов – любопытное удивление. Как и короли, немногие короли,сохранившиеся на планете, церковь существовала только потому, что не былоособой необходимости ее упразднять – никому она не мешала, влияние за последниесто лет потеряла окончательно. Словом, пользы от нее не было никакой, но ивреда тоже. Ходили разговоры, правда, что церковь давно уже пытается, используяпоследние достижения науки, научно доказать существование Господа Бога, но,во-первых, этим она безуспешно занималась третью сотню лет, а во-вторых, жальбыло тратить время на то, чтобы заниматься ею из чистой любознательности.Репортажи о королевских домах, Ватикане и храмах Востока, проникнутыеоткровенным юношеским любопытством, делали и до сих пор начинающие журналисты,еще не переболевшие удивлением перед анахронизмами, но те, кто имел ужекое-какой стаж и опыт, считали такое для себя несолидным. Так что церковникимирно существовали себе где-то, едва ли не в параллельном пространстве, никогоони не заботили и сами, судя по всему, не считали нужным менять системусложившихся отношений. И Снерг не представлял себе, что говорить и какдержаться, однако надеялся на наработанную журналистскую хватку и умениеобщаться с самыми разными людьми.

– Кое-кого, надо сказать, откровенно забавляет возможностьобращаться к нам согласно нашим традициям, – сказал Драгомиров. – Ноесли даже в основе лежат такие чувства, нас это никоим образом не оскорбляет.

– Итак, отец Дмитрий, – сказал Снерг. Поискал впамяти подходящие архаизмы и взял с земли оставленную Каратыгиным бутылочкуконьяка – там еще оставалась половина. – Не угодно ли? Его, как говорится,и монахи приемлют.

– Благодарствуйте, – отец Дмитрий принялстаканчик. – Станислав Сергеевич, я – не священник при храме. Диссертациюя защитил по вопросам, касающимся возможных точек соприкосновения современнойцеркви и современной науки.

– Это, мне кажется, не новая тема?

– Отчасти, поскольку в науке происходят регулярныекачественные изменения. В настоящее время мне оказали честь, назначивруководителем Минусинского центра, где мы в меру своих скромных усилий пытаемсядоказать существование Господа, пользуясь данными, имеющимися у современнойнауки. Вы, должно быть, слышали о нас?

– Немножко, поскольку это мой родной город.

Драгомиров улыбнулся:

– В какой-то мере мы берем реванш. Вы достаточно долгои упорно использовали наши священные книги, пытаясь интерпретировать отдельныетексты как упоминания о инопланетных звездолетах, працивилизациях.Писатели-фантасты и астроархеологи особенно в сем многогрешны… И вы, я думаю,не станете испытывать неудовольствия оттого, что роли некоторым образомпеременились?

– Ради бога, сколько угодно, – сказал Снерг.

– Вот именно – ради бога…

– Это даже интересно, – сказал Снерг.

– Нам тоже весьма интересно наблюдать за астроархеологами, –заверил отец Дмитрий. – Но ваш интерес к нашей работе, спорадическийинтерес, согласитесь, выхода на массовую аудиторию не получает. Меж тем мыименно хотели познакомить с нашей работой возможно большее количество людей.Им, несомненно, будет интересно.

– Вполне вероятно, – сказал Снерг.

– Потому мы и решили обратиться к вам – вы не толькоизвестный журналист, но, что гораздо важнее, редактор программы – «Т – значиттайна». Весьма популярной среди зрителей Глобовидения программы.

– Вы абсолютно правы, – сказал Снерг. – Выхотите, чтобы я посетил ваш центр?

– Мы весьма желали бы этого, дальнейшее зависит оттого, какое впечатление на вас произведет то, что вы у нас узнаете – либозайметесь этим сами, либо поручите кому-то другому.

– Простите, но может оказаться так, что…

– Я надеюсь, мы вас заинтересуем, – сказалДрагомиров. – Право, у нас есть чем заинтересовать даже такого искушенногочеловека, как вы. И не в последнюю очередь потому, что это – необычно…

Снерг никогда не возводил чопорность в идеал.

– Вот именно – необычно, – сказал он. –Оттого до сих пор находятся люди, которые идут к вам венчаться. Это такнеобычно…

– Не буду с вами спорить. И все же стоит избегатьоднозначных толкований. Мы с моей невестой шли к венцу отнюдь не из любви кэкзотике.

– Да, конечно, – сказал Снерг. – Я понимаю.

– Временами меня удручает позиция иных деятелейискусства. Взять хотя бы… помните эту кинокомедию? Ту, где современныйсвященник шарахался на пляже от девушек в купальниках, крестился на видеофон исчитал гиперпространство преддверием ада. Это несерьезно, глупо и убого и вконечном счете компрометирует вас самих.

– Не спорю, – сказал Снерг. – Однако вам некажется, что многое и многое из вашей истории дает все же повод? Или можетсоздать определенное устойчивое впечатление.

– Но разве у науки не было флогистона, плоской Земли,самозарождения мух из грязи – своего «многого и многого»? Позвольте уж и мнебыть откровенным. Мне кажется, что в основе вашего добродушия лежит благодушноесознание того, что мы перестали быть для вас серьезным противником. Так,чудаки…

– Вас это обижает? – спросил Снерг.

– Скорее, огорчает. Мы не капитулировали, СтаниславСергеевич. Мы далеко ушли от времен «испанского сапога» и костров и не жалеемоб этом, инквизиция забыла наш главный постулат – убеждение – и принесланам самим немало вреда. Мы хотим убедить. Для этого нам приходится бытьучеными, экспериментаторами. Верить не потому, что это нелепо, а потому, чтоэто логично и подтверждено фактами. Таким девизом мы давно уже руководствуемся.И я хочу верить, что к нашей работе вы подойдете без предубеждения.