Франция. В те же годы, когда правил в России Иван IV, произошла здесь знаменитая Варфоломеевская ночь. При короле Карле IX в одну из ночей в Париже из-за религиозных несогласий была уничтожена почти половина французской знати. Сам французский король мечом убивал своих подчинённых.

Испания. Современник Ивана Грозного – испанский король Филипп II всегда с радостью отправлялся на площадь Майор в Мадриде, где на бесчисленных кострах сжигали виновных и невиновных людей Испании. Никогда не улыбался Филипп II. Лишь здесь, на мадридской площади, появлялась на лице у короля улыбка. И было это в минуту человеческой смерти.

Швеция. Король Эрих XIV в припадках безумной злобы рубил без счёта головы своим приближённым.

Англия. Когда возраст короля или время его правления были кратны числу «семь», то есть делиться могли на семёрку, в стране по этому поводу производились специальные казни – приносились в жертву каким-то никому не известным силам жизни совсем безвинных людей.

XVI век. Жестокий век. Льётся и льётся кровь человечья.

Слыхали дьяк Чепурной и подьячий Третьяк о жестокостях в западных странах. Говорили:

– Так ведь то далеко. За межой. В тридесятом царстве.

И опять за своё.

– Лютый, лютый у нас государь.

– Люты государь и время.

Как ни таились дьяк Чепурной и подьячий Третьяк, да всё же, видать, услышали стены их несогласные, дерзкие речи. Схвачен Чепурной. Схвачен Третьяк.

Сидит на колу Третьяк. Чепурной на куски иссечён.

Жестокое время. Суровый век.

1570 год. Неспокойно на южных границах Российского государства. Войска давнего врага России, крымского хана Девлет-Гирея, появились под Новоси́лем, под Рыльском. Поднимались и дальше на север. Доходили до реки Упы, до города Тулы.

Новую негаданную беду принёс и следующий, 1571 год. В мае крымские войска неожиданно появились у стен Москвы.

Мирошка Кривая Нога, дворовый человек боярина Ивана Дмитриевича Бельского, мчал к дому от самого Таганского луга с оленьей прытью.

– Тьма крымских людей идёт! Тьма-а! – вопил Мирошка.

Нелегко пробираться домой Мирошке. Много разного народа в те часы на улицах Москвы скопилось. Не удержали русские воеводы Девлет-Гирея ни на Оке, ни у Серпухова. Бросились жители окрестных городов и сёл к Москве. Искали в городе укрытия и спасения. Забили беженцы московские улицы.

Бежит Мирошка, торопится. Натыкается на стариков, на женщин, на плачущих детей. Чуть ли не по человеческим головам перебирается.

Примчался домой Мирошка.

– Пришлых людей тысячи! – кричит. – Крымских людей тысячи!

С огромной армией подошёл крымский хан Девлет-Гирей к Москве.

Подожгли крымцы городские посады. Загорелись окраины города. Сильный ветер понёс огонь к центру. Пламя охватило Китай-город, перебросилось в Кремль. Заполыхала гигантским костром деревянная Москва. Забушевало, загудело кругом пожаром.

Огонь вплотную подошёл и к усадьбе боярина Бельского.

Смотрит боярин, смотрят другие. Куда от беды укрыться? Слева, справа огонь. Перед тобой огонь. Со спины огонь. Жаром кругом полыхает. Смерть в обнимку с огнём шагает.

– Батюшка боярин, Иван Дмитриевич! В погреб! – во всю грудь завопил Мирошка.

Бросился Бельский, бросились другие в погреб. Влетел Мирошка. От быстрого бега и страха:

– Уф!

Не спас их погреб. Хотя был и каменный. Задохнулись от дыма, от чада люди.

Сотни, тысячи москвичей погибли тогда от огня и в огне. Прошёл огонь по городским концам, словно коса по полю.

Устрашился огня и Девлет-Гирей. Побоялся вступить в пылающий город.

Накатились крымцы, как волна, на Москву. Как волна, от неё и отпрянули.

Сгорела Москва. Ни деревянного шеста не найдёшь, ни столба на пустынном месте. Путнику коня привязать не к чему.

Как ком с горы, как колесо в пути, катились на Русскую землю новые беды. То утихая, то вспыхивая с новой силой, шёл по русским городам и сёлам великий мор.

В 1563 году жестокая эпидемия сыпного тифа обрушилась на город Полоцк. Через два года эпидемия в Полоцке вспыхнула вновь. Затем она перебросилась в Великие Луки, в Торопец, в Смоленск. Страшная болезнь захватывала всё новые и новые области Русского государства. Не пощадила она и Москву.

Гулял мор по России и в 1570-м, и в 1571 году. На смену тифу пришла чума.

Девочка Фрося жила в Пскове. Подобралась и к Пскову смерть. За новостью входит новость.

Померли сразу трое на соседней от Фросиного дома улице: бабка Лукьяна, внучка Татьяна, старик Федул.

Померли сразу пятеро на поперечной улице: гончар Еремейка, бондарь Евсейка, дети – Иван, Кудеяр, Ларюк.

Гуляет по Пскову, как ветер, смерть. Стучится к любому в двери. Подходит всё ближе и ближе к Фросиному дому.

Помер Евграф Телега. Это сосед, что живёт от них справа.

Помер Киприан Заноза. Это сосед, что живёт от них слева.

Скончались лучшие из лучших подружек Фроси: Анна, Степана, Кулиса, Анфиса.

Заволновались отец и мать. Куда-то ходили. О чём-то шептались. Смотрит Фрося: готовит отец телегу. Впрягли коня. Усадили Фросю. Бежит лошадёнка. Катит телега.

Едут и Фрося, и мать, и отец. Путь их – к востоку, к Новгороду. Ищут они тут от чумы спасенья. Бежит, то как стрела, то вдруг, как змея, дорога. Среди лесных чащоб и болот петляет. На взгорки ползёт, ковыляет низинами. Вот и показались соборы Новгорода.

Вдруг застава. Стрельцы с пищалями.

– Куда?

– В Новгород, – ответил отец.

– Откуда?

– Из Пскова.

– Хватай! – закричал караульный.

Опасались новгородцы, как бы к ним из Пскова не пришла чума. Не знали родители Фроси, вышел приказ: всех, кто приезжает из Пскова в Новгород, тут же хватать и бросать в огонь.

Жестокое время. Жестокие меры. Схватили, потащили на гибель родителей Фроси. Хотели бросить в огонь и девочку. Однако нашёлся среди караульных жалостливый. Удержал он других от страшного дела. Уцелела, не умерла девочка Фрося.

Всюду добрые люди встретятся. На доброте человеческий мир и поныне держится.

Заявил крымский хан Девле́т-Гире́й, что на следующий год он опять с войсками придёт в Москву. Даже письмо Ивану Грозному специальное написал. Угрожал вновь разорить Москву, а самого царя взять в плен и привести на аркане в Крым.