А я обливалась потом и думала, что это «папа» специально с началом тянет. Неужели ждёт, что я взмолюсь о пощаде?

Шанс был: продержи он меня ещё с полчаса в такой позе, я бы, пожалуй, плюнула на гордость и взмолилась. Спина дороже.

В воздухе витал встревоженный гул голосов (а что вы хотели — двести человек), пока не раздался «бо-о-ом!» гонга. Тогда наступила тишина, предвкушающе-звонкая…

Аллилуйя! Моё наказание началось.

Сначала я встала на колени и пафосно попросила прощения. То есть оттарабанила заранее выученную речь. Но с выражением — серьёзно, я так трогательно умоляла меня простить, что первый ряд чиновников точно прослезился, сама видела. Сцена по мне плачет…

Речь, кстати, подготовил кто-то из писцов императора — мне её загодя прислали. Была она ужасно формальной и до предела унизительной. Утром я долго шёпотом тренировалась, чтобы научиться произносить её без запинок и не краснеть. Зато сейчас на меня словно вдохновение снизошло. Кажется, я люблю выступать перед публикой.

Канцлер улыбался. Я выдавила из себя слезу (ай, тошно мне, ка-а-аюсь!). Потом снова склонилась ниц. Пять раз. Словно перед божеством. Да, это было импровизацией — даже император впечатлился.

А что? Гулять — так гулять!

Снова запел гонг — и император, поднявшись, а заодно пнув меня сапогом в плечо («Ичи, заканчивай!») объявил второй акт сей драмы. Да, тот, где меня бьют.

Чиновники обалдели. Тишину можно было резать — и один голос так и сделал.

— Ваше Величество, палки! Как можно?! Разве это не унизит всю императорскую семью?

Мне хотелось обернуться и посмотреть, кто это такой смелый — возможно, будущий союзник? Но я должна была лежать ниц, а император молчал.

Вскоре принесли табуретку (золотую — я всё-таки принц), чтобы мне на неё встать, дабы и последним рядам всё было видно.

Мне следовало разуться, поднять подол одежд (целый ворох ткани получился), влезть на эту табуретку и выпрямиться. К канцлеру тем временем подбежал кто-то из евнухов с пятью бамбуковыми палочками, тонкими, как тростник. Что ж, хотя бы не те «лопаты», которыми казнили Ванхи.

Перед самым началом император поймал мой взгляд и поднял брови — мол, как оно? Может, передумаешь?

Тогда бы я ушла отсюда невредимой, а Соля бы забрали.

Я покачала головой и даже позволила себе в ответ усмешку: не дождёшься.

Потом канцлер ударил, и все мои силы ушли на то, чтобы удержаться на проклятой табуретке ровно и не закричать. Было очень больно, и канцлер меня, конечно, не жалел — кровь побежала после первого же удара, я хорошо её чувствовала — горячую липкую влагу на голени.

Помню, как думала: это же не моё тело. Ну и что, что шрамы останутся? Шрамы украшают мужчину, хе-хе.

Куда важнее было сохранить достоинство. Это был отличный шанс для принца показать, что он на самом деле не шут, не тряпка, что он сильный, и вообще — хорошо смеётся тот, кто смеётся последний.

Уже под конец, дурея от боли и шатаясь, я случайно взглянула на Ли, и на время мне стало легче. Нет, не от любви — насчёт Ли я больше не обольщалась, — а от удивления: мой телохранитель больше не казался спокойным. Он смотрел на канцлера, сжимал кулаки, и казалось, ещё чуть-чуть, и канцлер лишится головы. Но не сразу — судя по виду, Ли сначала собирался его жестоко мучить.

К тому моменту я была совсем не против такого поворота…

Но Ли, конечно, стоял и смотрел. А я стояла и терпела.

Канцлер сломал о меня все пять прутьев и превратил ноги принца в сплошную кровавую рану. Когда он ударил последний раз и громко произнёс: «Сто!», я чуть не упала от облегчения. Всё ведь закончилось? Правда?

— Принц, поблагодари за урок, — голос императора звучал тихо, как сквозь вату.

К тому моменту от моего куража не осталась ничего — я слезла с табуретки, точнее, рухнула на колени и пробормотала слова благодарности. Экспромтом, наверняка фигня получилась…

Гримаса канцлера к тому моменту была почти испуганной, мне даже казалось, что вышитый на его верхней одежде тигр сочувственно улыбается.

Потом император объявил, что его сын получил урок послушания — и что-то там ещё, я не помню, что он говорил. Меня ужасно тошнило.

Ли бросился ко мне, когда император замолчал. Обхватил за талию, помог подняться. Я оттолкнула его руку. Зря, наверное — сделать хоть шаг оказалось отдельной пыткой. Но я должна была уйти отсюда сама и с высоко поднятой головой.

И я вытерла лицо широким рукавом (шёлк тут же промок от пота), выпрямилась, посмотрела на императора и криво улыбнулась — в глазах плыло и плясало, но я держалась. А потом развернулась и пошла, забыв, что до сих пор босиком. Главное было идти, просто идти, долго идти. Двор был таким длинным.

Ли забрал мои сапоги и шёл рядом, очень близко, готовый подхватить. Я стискивала зубы, кусала изнутри щёку, но шла. За мной оставались кровавые следи, но я всё равно шла. Все смотрели — я не имела права упасть.

— Господин! — взмолился Ли, когда двор с чиновниками наконец скрылся за поворотом. — Позвольте вам помочь!

Я упала ему на руки. Так сильно болела голова, сильнее ног…

Император прислал своего лекаря. Об этом я узнала, когда очнулась, уже в спальне, увидела склонившегося надо мной старичка с аккуратной бородой клинышком и чуть не вонзила ему в шею шпильку. По привычке. На адреналине — корчилась потом от боли, с трудом сдерживая тошноту.

Справедливости ради его иголки и порошки мне помогли. Не сразу, но помогли. Но остаток дня требовалось провести в кровати. Как я ненавижу постельный режим!

Ли пристал ко мне сразу, как ушёл лекарь. Служанок и евнухов я прогнала — видеть никого не хотелось. Но этого гада прогнать не могла, он же должен меня защищать. Защищать, а не мучить расспросами!

— Ваше высочество, зачем? — Он стоял у кровати на коленях и пожирал меня взглядом. — Зачем вы согласились?

Если бы я не ответила, как обычно, он бы не отстал — вид у Ли был уж очень решительный.

— Император предложил сыграть в шахматы, — хрипло (мне всё ещё было очень плохо) начала я. — Вышла ничья. Мне достался Соль, императору это шоу сегодня… то есть, представление…

Казалось, с Ли вот-вот случится удар.

— Вам следовало отказаться! Господин, я бы со всем справился сам… Зачем?..

Помню, как ты сам справлялся, думала я. Если бы не моя помощь, твою голову нанизали бы на пику, а тело бросили в выгребную яму. Или что тут делают с проштрафившимися ворами?

— Ли, довольно. Мне нужен был телохранитель — это ты. Всё, хватит. Я хочу отдохнуть.

Ли выдержал молча ровно пять секунд — да, я считала.

— Господин, прошу, не делайте так больше. Вы не выдержите. Мужчине это стерпеть не под силу, а вы…