— И еще один момент. Ваш полицейский, некто Дедим, удерживает моего человека. Прикажите ему отпустить этого… специалиста, иначе наши договоренности невозможно будет реализовать.

Генерал, помолчав, сухо ответил:

— Пусть Димитриев включит телефон. Я позвоню ему.

— Включи телефон, товарищ милиционер! — через дверь крикнул Дедиму Грунов. — С тобой хочет говорить генерал Крутой. В России, оказывается, живут добрые и разумные люди, с которыми приятно иметь дело.

Дедим, посмотрев на Люшу, тихо произнес:

— Подержи этого на мушке. Я буду говорить.

И когда сыщица вылезла из-за тумбочки и приблизилась с вытянутым пистолетом в руке к Виктору, который брезгливо осмотрел ее с ног до головы, детектив включил телефон, который тут же затрезвонил.

Выслушав генерала, Дедим долго молчал, а потом сказал твердо:

— Пусть сначала отпустит часть заложников. Тех, кто болен и ранен. Пожилых женщин. И, конечно, мою сестру Екатерину. Пока не отпустит, его СЫН, повторяю, его СЫН Виктор будет находиться со мной.

На это требование Дедима главарь террористов был вынужден согласиться. Впрочем, он тут же оговорился:

— Это — первая и последняя уступка. Более десяти человек я не отпущу. Душеспасительные беседы на этом заканчиваются. На связь выйду сам и только в том случае, если деньги будут переведены на счет, номер которого сейчас назову и продублирую в СМС. Никаких силовых действий, как вы понимаете, со стороны ваших структур не потерплю.

Начну уничтожать по одному заложнику, начиная с середнячков. Ну, например, с народных артистов. Затем займусь политиками…

— Довольно, Грунов! Номер счета! — гаркнул Глеб Глебович.

— Дело говорите! — с готовностью отозвался террорист и четко продиктовал банковские реквизиты, которые помнил наизусть.

Продублировать счет письменно не получилось, так как послышались автоматные очереди со второго этажа — это Свищ пытался прорваться в актовый зал, и Пал-Пал кинулся вниз по лестнице решать ситуацию кардинально. Он-то прекрасно знал, сколько человек должно выйти из операции невредимыми. Его верный помощник со своей психопаткой-возлюбленной в это число не входили…

Грунов ударил по истерзанной двери ногой, и она рухнула внутрь актового зала.

С автоматом наперевес, растрепанный, в съехавшем набок галстуке, выпачканный штукатуркой, но с ухмылкой на губах, Грунов явился перед русскими боевиками и заложниками этаким романтическим героем-победителем.

— Вот кому в кино сниматься в роли Смерча, террорист-показушник, — шепнул Онежский Катерине, которая, казалось, ничего не слышала, вперив застывший от ужаса взгляд в Грунова.

— Поздравляю, друзья, с победой! — потрясая оружием, расплылся Пал-Пал в улыбке, приветствуя своих учеников. Те испытующе смотрели на Отца.

— Я с каждым из вас чуть позже поговорю индивидуально, а сейчас предоставим уважаемым и драгоценным господам, — Трунов захохотал, — да, в прямом смысле слова драгоценным, более комфортные условия пребывания до освобождения. Располагайтесь на целых стульях, господа заложники! Если таковые еще найдутся, — оглядел он разметанную и искореженную мебель, взрытый пулями паркет и рухнувшие с некоторых окон гардины.

Заложники начали с опаской подниматься из-за сцены.

— Первый, Второй, Третий, подойдите ко мне. Четвертый контролирует людей, — сухим командным тоном сказал Отец, и Волки послушно выполнили его команды.

— То, что вы усугубили наши проблемы, достойно наказания. Но победителей, как говорится, не судят. Думаю, в течение нескольких часов деньги будут переведены на нужный счет, и мы сможем покинуть это приветливое здание, — Трунов снова звонко рассмеялся, сделав широкий жест рукой, — покинуть так, как планировали. До тех пор вы своими силами контролируете это сборище ворюг, снобов и потаскух. Впрочем, вы с этим прекрасно справляетесь. Спасибо за службу, мои хищники! Вопросы есть?

— Да, Отец! — выступил вперед Весел. — Здание было атаковано, мы слышали перестрелку, есть ли потери и… что с вашими ближайшими помощниками?

— Это уже вопросы… неактуальные, — на секунду запнувшись и опустив глаза, сказал Отец. — Не все прошло так, как хотелось бы. Но для меня не существует сослагательного наклонения. Что сделано — то сделано…

— Отец, мы голодные, как… волки! — покраснев и низко опустив голову, пробормотал Петруччо. Будто в подтверждение его слов в животе у Кильки громко заурчало. Грунов тепло улыбнулся:

— Ну вот и вспомни свои официантские навыки, смотайся на кухню и набери жратвы на всех. К спиртному не прикасаться! — Пал-Пал грозно поднял палец. — Это приказ, нарушение которого будет караться особо.

— Есть! — вытянулся перед командиром Петруччо и побежал к выходу.

— На место, дети мои, а ты, Четвертый, подойди сюда, — махнул рукой Грунов, помрачнев.

Аркан подошел к Отцу. На лице его не было ни единого яркого пятна: белесые волосы, светлая кожа, блеклые застывшие глаза, бескровные губы. Не Иван-царевич, нет, персонаж другой сказки — ледяной Кай с заколдованным, застывшим сердцем.

— Своеволие считается в армии преступлением. Но ты совершил проступок гораздо более страшный — ты перестал верить Отцу. Пусть на время, но усомнился. Так ведь? — вперился своими черными глазами в Аркана Пал-Пал. Четвертый взгляда не отвел, но по его шее покатились капли пота.

— Это произошло в первый и последний раз, так ведь? — будто продолжал гипнотизировать Трунов самого непокорного из Волков.

— Да. Это была случайность. Я сожалею, — тихо сказал Четвертый, опуская глаза.

— Ничего, сынок. Лес рубят — щепки летят… — потрепал его по плечу Пал-Пал.

Аркана бесила манера главаря сыпать банальными прибаутками, которые безотказно действовали на других членов банды. Он же чувствовал за всем этим фальшь и позу. Аркадий был начитан и хорошо образован. Ему претили трескотня дешевых фраз и детсадовские игры в благородную стаю хищников. Если бы тогда, год назад, Отец не дал им денег и не назвал точную сумму гонорара при удачной операции, никогда бы Аркадий Свешников не ввязался в эту бойню. Впрочем, именно сейчас он понял, что из игры бы не смог выйти ни при каких условиях. Ему бы просто не дали доехать до дома в случае отказа: к чему этому бандиту посвященный во все свидетель? Он ведь и своего первого зама Свища угробил не дрогнув. Аркан был убежден, что Николай Николаевич мертв, и убил его Отец. В ином случае Свищ добрался бы до обидчика своей женщины и подчиненных. Так что жизнью Аркан был обязан все тому же Отцу — человеку дела, а не эмоций, каковым Четвертый считал и себя самого.

— Ладно, работай, контролируй выход. И не допускайте, чтобы они подходили к окнам. Теперь от этих, затравленных, можно ожидать любой выходки, — кивнул Отец на заложников и, прищурившись, стал выискивать кого-то в группе бомонда. Впрочем, ни группой, ни бомондом это сборище доведенных до крайней степени отчаяния, потерявших лоск и уверенность, полубезумных людей назвать было невозможно. Трем женщинам и двум мужчинам, лежащим на полу, явно требовалась медицинская помощь. Несколько человек были готовы сорваться на истерику в любой миг, спровоцировав новые выстрелы и, возможно, жертвы. Это Трунову теперь было противопоказано.