— Да уж… Наворотили мальчики дел… Что она сказала о внуке? — покачал головой Крутой.

— Ничего не успела сказать. «Этого не может быть. Слава лучший на свете!» — вот дословная цитата, — провел пальцем по строчке помощник Крутого.

— У Рыкова есть девушка, студентка пединститута. Она знала об увлечении друга спортом, так как он все больше времени проводил в секции и на сборах. Так он говорил на эту тему. Про владение оружием слышит впервые. Единственное, что укладывается логически в схему, частые реплики Рыкова о том, что он будет одним из самых богатых людей в мире. Впрочем, эта Галина Капитанова всегда считала своего Ромео задавакой и… — Мягкий поискал глазами нужный абзац в показаниях. «И человеком с завышенной самооценкой».

— Четвертый, и покороче, Андрей, — устало выдохнул Глеб Глебович.

— Петр Изотов из семьи алкоголиков. Отец до сих пор в несознанке. Мать бьется в истерике. Ее, кстати, тоже доставили в больницу с сильными болями. Последняя стадия цирроза печени. Ничего о том, чем в свободное время занимался сын, не знает. Да! Показания на Изотова дал священник храма, что расположен неподалеку от дома боевика. Мальчишка был исправным прихожанином до тех пор, пока на исповеди не сказал о своих крайних националистических воззрениях и о том, что России нужна очистительная революция, так как он ненавидит зажравшихся воров. Поп стал говорить о прощении врагов, смирении и прочем, что ему положено говорить. С тех пор мальчишку в храме он не видел. О принадлежности к банде Грунова ничего не знает.

— Ясно! Хорошо обработал им мозги этот Пал-Пал — палку ему в зад… Если уж на нас производит впечатление его «праведная» риторика, то на мальчишек, обиженных жизнью или готовых брать от нее все любыми путями, эта ахинея должна просто звучать райской музыкой. И молиться они на него должны, как на бога. С этим все ясно, кроме главного — как и где они спелись? Где познакомились с Пал-Палом? Все ведь в разных концах Москвы и Подмосковья проживают… Ладно! Давай опять план здания. Посмотрим еще раз вариант с подвалом, и после будем вызванивать этого «Палкана». Если не отзовется, лично еду на место. Это не обсуждается! — поднял категорично руку генерал Крутой, увидев, что Мягкий открыл рот для возражений.

Полина стояла в толпе журналистов, родственников заложников и зевак, которых не пускали за оцепление вокруг улицы Замазина. Института не было видно с этого маленького тупикового переулка, но, по сведениям вездесущих СМИ, освобождение заложников, вероятнее всего, могло происходить через подвальные помещения здания, которые соединялись со складами и мастерскими женского монастыря, расположенного неподалеку.

Монастырь также был спешно закрыт, оцеплен полицией, а монахини не показывались из своих келий. Впрочем, корреспондент криминального отдела одного из телеканалов, Семен Хваткий, с жаром утверждал, стоя в центре журналистской группки, что подвалы — смехотворный миф, и утка запущена спецслужбами для отвлечения прессы.

— Вот увидите, что на этот раз власти пойдут на уступки террористам — международный скандал никому не нужен. Да и персоны взяты в заложники особые. Кстати, дарю идею: через несколько часов в Москву из отпуска спешно прилетает посол США. Видимо, приземлится в Шереметьеве. Хорошо бы у него спросить, что он думает о личности нового террориста номер один, американского гражданина, на минуточку, и его земляках-сподручных, — нервно затягиваясь, с апломбом говорил Хваткий. Он был толст, небрит и одет в кожаные штаны и куртку. Похоже, все происходящее дарило ему необычайный кураж.

— Да там и русские отморозки есть! Нацболы или скинхеды… Как они-то спелись с «проклятыми янки»? — встряла тощенькая молодая журналистка с сиплым голосом, также судорожно прикуривая сигарету.

— Да всех замочат! Ни один урод не выйдет из дома, вот увидите, — радостно предрек румяный оператор, что-то подкручивая на камере, поставленной на штатив.

Полина, у которой сердце разрывалось от ужаса и боли за Илью, при этих словах, всхлипнув, выпалила в сторону жаждущих сенсаций журналюг:

— Да эти несчастные русские мальчишки — такие же заложники, как и ваши депутаты! Что вы знаете о них?!

Журналисты с изумлением и интересом уставились на зареванную женщину пенсионного возраста, одетую в старенький плащ и короткие резиновые ботики.

Семен Хваткий, бросив сигарету в лужу, подошел к ней и, взяв Полину за руку, вкрадчиво спросил:

— А вы что знаете, милейшая, о них? Там есть ваш родственник? Знакомый?

Он сделал трагическое участливое лицо и прошептал:

— Боже мой, неужели там ваш сын?!

— Оставьте вы меня! Какой сын? — постаралась вырвать руку Полина. Но, посмотрев в исполненное сочувствия лицо корреспондента, пробормотала, опустив голову: — Знакомый мальчишка, сирота. Он… он попал под дурное влияние…

Журналист, отечески обняв ценнейшую свидетельницу, отвел ее в сторону, сделав запрещающий жест молодой журналисточке следовать за ними.

— Вот моя визитная карточка. Я работаю в серьезной и очень влиятельной телепрограмме, — корреспондент сунул Полине карточку.

— Вас как зовут? Ну, неловко, знаете ли, обращаться к вам, как на рынке: эй, женщина!

— Полина Степановна, — промямлила «добыча».

— Полина Степановна, давайте поможем вашему знакомому. Думаю, парня можно вытащить из мясорубки, которая тут начнется.

— Да если бы это было возможно, я бы все отдала! Все сделала! — горячо воскликнула Полина.

— Тогда предлагаю вам план… — заговорщически придвинулся к доброхотке журналист.

Когда выстрелы и топот на верхнем этаже стихли, заложники, в панике вскочившие со своих мест и снова взятые под прицелы террористами, на которых орала Асенька, едва не выпрыгивая из короткой юбки, притихли.

Лишь Дама без собачки — со вздыбившимися волосами, лопнувшей на эксклюзивном платье молнией, сломанными акриловыми ногтями и отчаянием в глазах — рвалась из кучи людей и визжала:

— Пустите! Не хочу! Уроды проклятые!

Ее пытались удерживать и Певица, и Дизайнер, и Банкиры, но на них несчастная сыпала проклятия и, наконец, вырвалась, сжав кулачки и опуская их на головы, лица, плечи людей, загораживавших ей дорогу к двери. «Чужак» с внешностью фотомодели подсек ее и, когда Дама упала, ударил ногой по ребрам. Женщины в ужасе завизжали, но вошедший в раж бандит размахнулся посильнее, чтобы наглядно продемонстрировать свою силу и власть над этими жалкими, обезумевшими, находящимися на волосок от смерти людьми. Но в этот момент Петруччо, метнувшийся от сцены с криком:

— Русскую бабу бить?! Ах ты, паскуда! — двинул ногой «чужака» под коленки. Тот от неожиданности шмякнулся на пол, но в дело вступила Асенька, которая ткнула дулом в затылок Второму Волку.

— Значит, так, мальчик, быстро встал на исходную позицию и захлопнулся.

Петруччо побледнел, губы его затряслись от ярости, но чувство смертельной опасности мешало ему ответить этой змее-иноземке.