Ужасно, кровь стынет в жилах. И такое расстройство родительского поведения настолько распространено, что квалифицируется как синдром.

Чаще всего этот феномен называют синдромом Мюнхгаузена по доверенности. В 1951 году психиатр Ричард Ашер описал необычное расстройство, при котором люди выдумывали симптомы заболевания, чтобы добиться внимания врачей. Его подвиды уже были замечены и поименованы – например, laparotomorphilia migrans (фабрикация симптомов, приводящая к операции), neurologia phantastica (фабрикация неврологических симптомов) и haemorrhagica histrionica (самоиндуцированная потеря крови). Ашер, подчеркивая их общность, дал им единое название – синдром Мюнхгаузена (в честь барона Карла фон Мюнхгаузена, немецкого солдата XVIII века, известного небылицами о своих приключениях). Затем в 1977 году британский педиатр Рой Медоу из Сент-Джеймсской университетской больницы в Лидсе обозначил синдром, при котором родитель вызывает те или иные симптомы у ребенка, назвав его, что логично, синдромом Мюнхгаузена по доверенности (МПД).

МПД поражает, ошеломляет социальной сложностью расстройства, тем, что непостижимое поведение родителя обычно успешно продолжается при невольном содействии медицинских работников. Но, даже если не углубляться в это, сами по себе случаи МПД – богатая пища для ночных кошмаров.

В наименее насильственных вариантах МПД родитель просто подтасовывает анализы ребенка. Статья Медоу описывает случай шестилетней девочки, которую госпитализировали с кровью в дурно пахнущей, кишащей бактериями моче – предположительно, из-за тяжелого заражения мочеполовой системы. Врачи из предыдущих больниц осмотрели ее и, зайдя в тупик, направили к экспертам. Начались странности. Утром ее осаждал один тип бактерий. К вечеру те бактерии были побеждены, но на их месте оказывались другие. Еще удивительнее было то, что в дневном анализе могло вообще не быть бактерий. Ребенку давали все более сильные лекарства, все впустую – инфекция не отступала. Внимательные медсестры заметили закономерность: бактерии в анализах обнаруживались только тогда, когда собрать анализ мочи помогала мать, – эту особенность Медоу отметил в своей статье. Наконец, химический анализ показал, что кровь в моче девочки – это менструальная кровь матери.

Но настоящие ужасы начинаются, когда родитель вмешивается в процессы в организме ребенка. Некоторые МПД-родители вызывали у детей загадочную сыпь, втирая в кожу едкие вещества. В другой истории болезни мать двухлетней девочки разбила ей щиколотки так, что началось тяжелое воспаление, которое потребовало вскрытия и дренажа, после чего она поддерживала заражение этой области, втирая в швы землю и кофейную гущу. Дуглас Шнайдер, кардиолог-педиатр из Университета Цинциннати, и его коллеги сообщили о еще более насильственном случае. Большинству родителей сироп ипекакуаны известен как неприятное, но необходимое средство, чтобы срочно вызвать у ребенка рвоту, если он проглотил что-то ядовитое. Но одна мать насильно поила пятилетнего сына ипекакуаной, вызывая тяжелую рвоту и понос. Насторожившиеся медсестры нашли бутылочки ипекакуаны, спрятанные в больничной палате, в кармане пальто матери. После этого рвота волшебным образом прекратилась и ребенок выздоровел, отделавшись поражением сердца (возможный побочный эффект применения ипекакуаны). В отчете описан еще один случай, когда умер трехлетний ребенок, которого с рождения рвало 6–8 раз в день.

Медоу в своей изначальной статье описывал и такой случай: малыш с серьезными и продолжительными нарушениями солевого баланса – избытком натрия в крови с самого рождения. Как обычно, все налаживалось, когда рядом не было матери. Она получила медсестринское образование и умела обращаться с желудочным зондом для кормления – оказывается, она насильно пичкала сына солью. Он умер, пока социальные службы организовывали для него опеку. Эдвард Сефериан, педиатр из Чикагского университета, сообщает о воистину кошмарном недуге: тело шестилетнего мальчика было заражено целой армией бактерий. Это был редкий, озадачивающий случай, нечасто можно встретить ребенка с настолько подавленным иммунитетом, чтобы в теле развивался полимикробный сепсис. Тайна оказалась еще глубже – иммунная система ребенка не была подавлена, она прекрасно работала. Но кровь захлестывали все новые волны бактериальной инфекции, жар не спадал, никакие антибиотики не действовали. В какой-то момент у сотрудников больницы возникли подозрения, добавил информации и отец ребенка – все указывало на мать, которая стала завсегдатаем палаты и помогала внутривенно кормить ребенка. Раньше она работала санитаркой и знала больничные порядки. В итоге обнаружилось, что мать вводила своему ребенку в кровь фекалии.

Вот методы, доступные МПД-родителю: кровотечение можно имитировать, добавив кровь извне, или вызвать достаточным количеством противосвертывающих средств, которые превратят каплю в поток. Судороги можно вызвать, многократно зажимая сонную артерию на шее. Состояние оцепенения от подавления центральной нервной системы наступает после уколов инсулина. Остановку дыхания (апноэ), которая будет убедительно смотреться на мониторах, можно вызвать частичным удушением. Понос легко спровоцировать слабительными или солевым отравлением, рвоту – средствами вроде ипекакуаны.

А вот самые распространенные лекарства и яды, которыми насильно пичкают детей, чтобы вызвать симптомы: противосудорожные, опиаты, транквилизаторы, антидепрессанты, соль, антигистаминные средства – и, конечно, бельевой отбеливатель.

Стандартный вредитель – в большинстве случаев мать (и это происходит достаточно часто, чтобы дальше писать только о матерях, как если бы это был единственный вариант – просто для удобства объяснения). Стандартная жертва – младше шести лет и точно не в состоянии рассказать, что, когда рядом никого нет, мамочка вкалывает ребенку тщательно очищенную суспензию собачьего дерьма. Среднее время между поступлением ребенка в медицинские учреждения и обнаружением правды – пятнадцать месяцев: достаточно, чтобы тяжелые и стойкие симптомы заставили врачей провести множество обследований и анализов, для курса лечения, для повторного курса более мощных лекарств, для третьего курса какого-нибудь нового экспериментального препарата, для пищевых зондов, дренажных трубок, переливаний, катетеров, клизм, капельниц и бесконечных уколов, даже для многократных наркозов и операций. А смертность приближается к 10 %.

Мы пытаемся ухватиться за подобие понимания, найти этим непотребствам хоть какое-то объяснение, словно МПД – безумная разновидность чего-то отдаленно знакомого. Но многие из возможных объяснений не работают из-за того, чем МПД не является. Это не жестокое обращение с детьми в «обычном» (прискорбно, что это слово здесь понятно) смысле, как, скажем, избиение ребенка. В таких случаях преступник, как правило, усиленно старается избегать внимания со стороны представителей здравоохранения, в отличие от МПД. Это не какое-нибудь материнское тревожное расстройство, когда мать настолько патологически обеспокоена здоровьем ребенка, что фабрикует симптомы, благодаря которым ребенок окажется в безопасности медицинского учреждения. Таких тревог не обнаруживается. Это не та «смертельная забота», при которой материнская тревога о здоровье ребенка включает боязнь и избегание медицинской системы. Это и не «маскарадный» синдром, когда мать лжет о здоровье ребенка, чтобы не отпускать его в школу: в таких случаях ее мотив – продлить период заботы, отложить момент, когда ребенок станет независимым; здесь, как правило, мать и ребенок – соучастники и нет риска реальной болезни.