риска. Хотя… Вы любой риск можете объявить чрезмерным.

– Евгения… Не надо…, – Горохов даже чуть-чуть поморщился. – Не нужно этого. И ещё, если я решу откуда-то уходить… Значит, вам тоже лучше оттуда убраться. Поверьте мне.

Он не хотел корчить из себя кого-то пафосного, но считал, что его опыт пребывания в пустыне будет побольше вместе взятого опыта капитана и Кораблёвой.

Она ничего не ответила, и только протянула ему несколько листов бумаги:

– Договор об оплате.

Горохов взял договор. Три листа. Он читал быстро, но внимательно; не прочитав до конца и первого листа, он остановился:

– Три сотни по возвращении из экспедиции?

– Да. А что вас не устраивает? Мы, кажется, договаривались о трёх сотнях рублей.

– Да, о трёх, только я хочу получить эти деньги вперёд.

– Почему? – спросила Кораблёва.

Его так и подмывало ответить что-то типа: ну это же очевидно. Но такой ответ ставил под сомнение умственные способности начальницы экспедиции, и поэтому Горохов пояснил:

– То место, куда мы отправимся, очень опасное. Может статься, что эти деньги по окончании экспедиции мне уже не пригодятся.

– Я видела ваше досье, вы часто отправлялись в рискованные предприятия, – произнесла Кораблёва, – вы и у Чрезвычайной Комиссии просили зарплату вперёд?

– Моя работа в Трибунале обеспечена хорошей страховкой, которую в случае моей смерти получат мои близкие. Сейчас я в отпуске, и мне вообще рекомендованы отдых и процедуры по восстановлению. Моя работа с вами – частная инициатива, на которую страховка точно не распространяется. Так что…

Кораблёва молчала, она думала, и тут в первый раз за всё время заговорил капитан:

– Евгения, я думаю, подполковник прав. Нам лучше заплатить ему вперёд.

– Заплатить ему вперёд, и он при этом в любой момент может сказать: здесь слишком рискованно – я уезжаю, – сомневалась Кораблёва, поглядывая на уполномоченного.

– Вы, конечно, руководитель экспедиции, вам решать, но я бы заплатил вперёд, – повторил Сурмий.

Кораблёва взглянула на него, а затем молча подошла к столу и достала из него плотный свёрток серой бумаги, подошла и протянула его Горохову.

Сверток был вполне себе увесистый, но этого ему показалось мало.

Он разорвал бумагу и вытряс из свёртка одну тяжёлую пластину меди. На ровной, тяжёленькой пластине красивый оттиск:

«Купрум девять, девять, точка, девять, девять. Номер. К.К. Двадцать рублей».

Двадцатирублёвка Казначейства Конфедерации. Пересчитывать пластины в пакете он не стал. Постеснялся, не хотел выглядеть мелочным. Ну в самом деле, не будут же они его обманывать. Только спросил:

– Где расписаться?

Потом Кораблёва села напротив, кажется, она была не очень довольна тем, как складываются их отношения. Но Горохов был готов потерпеть её недовольство. Тем более что увесистый свёрток с деньгами лежал у него под рукой.

Она начала что-то говорить о важности этой экспедиции, но опять взял слово капитан:

– Евгения, у нас не много времени, а мне хотелось бы познакомить подполковника со снаряжением, с которым он не знаком.

Кораблёва бросила недобрый взгляд на него, но возражать не стала.

– Да, конечно, капитан.

Она спустилась с ними вниз, на ходу что-то рассказывая Горохову о каких-то новых чудо-костюмах, в которых им будет не страшна никакая жара. Горохов слушал её, не всё понимая, а сам ждал пояснений от капитана, но и на этот раз военный молчал: пусть Кораблёва сама всё объясняет, раз взялась.

Так они и оказались в большом, хорошо освещённом и прохладном гараже, там не менее полутора десятков солдат в красивой и удобной форме суетились около пяти больших квадроциклов-грузовиков с хорошими кабинами. Горохов сразу перестал слушать Кораблёву. Он просто не мог оторвать глаз от этих машин, которых никогда в жизни не видел.

Большие колёса, огромный клиренс, мощный «передок», в котором расположен двигатель, – всё говорило о необыкновенной проходимости и грузоподъёмности машин. Солдаты, занимавшиеся своими делами, теперь все смотрели на Горохова. А он остановился рядом с одной из машин, внимательно посмотрел на неё и немного удивлённо поинтересовался:

– Они, что, инжекторные?

Такая система впрыска была очень редка для пыльной пустыни.

Тут Кораблёвой, видимо, сказать было нечего, и вместо неё заговорил капитан:

– Да, инжектор экономит девять, а иногда двенадцать процентов топлива.

– Ну, это понятно, – Горохов это и без капитана знал. Но вот пыль и песок. После песчаных бурь-самумов пыль иногда висела в воздухе часами, такая была плотная, что моментально забивала респираторные маски. Что уж будет со сложным агрегатом?

– А насчёт надёжности не волнуйтесь, – заверил его Сурмий, – система фильтров уникальна, там четыре уровня фильтрации, выдерживает самые тяжёлые условия. И эти инжекторы приспособлены к плохо очищенному топливу. Я сам проверял.

Это звучало обнадёживающее, тем более если это говорит северянин. Ведь всё самое лучшее, да и, честно говоря, почти вся техника производилась на Севере. А военная техника всегда была лучше всей остальной.

Капитан повёл подполковника дальше, рассказывая и показывая свои крутые игрушки. Сначала он остановился около машин, на которых были установлены немаленькие цистерны, выкрашенные в цвет степного песка.

– Баки для воды и топлива самозатягивающиеся. Им не страшны пулевые попадания. Думаем, нам хватит двух тонн топлива и тонны воды. Вы как считаете?

– А двигатели? – спросил уполномоченный.

– Двухлитровые, – сразу ответил Сурмий.

Горохов прикинул в уме расход топлива.

– Хватит. Да… Мы заправимся в форте «Красноуфимск», так что этого должно будет хватить с лихвой.

– Там своя вода? – спросила Кораблёва.

– Да, – Горохов подумал, что это и так должно быть очевидно. Как может удалённый блокпост в очень жаркой пустыне обойтись без своего источника? – Там хорошая вода, с большой глубины залегания. Она там даже холодная.

Кораблёва осталась удовлетворена таким ответом, а капитан повёл Горохова дальше, смотреть на оружие, закреплённое на транспорте и закрытое брезентом.

– Тут пулемёт двенадцать и семь, с оптикой. Вот на этом ещё один, семь шестьдесят две. На той машине автоматический гранатомёт шестьдесят миллиметров. Весь набор самой надёжной «стрелковки», – солдаты при подходе командира убирали с оборудования и снаряжения брезент, чтобы важный гость мог всё рассмотреть. А капитан продолжал демонстрировать свои богатства. – Рации М-40, – это были лучшие рации, что Горохов видел, они принимали на дистанции до сорока километров. – Стационарная ротная радиостанция М-80. Четыре коптера. Шестнадцатикратные камеры и тепловизоры, усиленные аккумуляторы. Думаю, хватит. Палатки, кондиционеры. Медпакеты последнего выпуска. Антибиотики, биогель и всё, что только может понадобиться. С нами едет опытный медик. Тут суперэкономный генератор, – капитан довёл уполномоченного до последнего квадроцикла. – Два легких мотоцикла для разведки и всего остального. А тут бронежилеты, каски, вот тут другая броня. Всё из пеноалюминия и с карбидо-титановыми пластинами. Броня проверена неоднократно.

Всё снаряжение было самым современным,