Марина торжествовала победу. Она еще раз доказала всему миру и себе, что упорство, помноженное на интеллект, дает положительный результат, и, не сдавая позиций, продолжала писать Джерри длинные проникновенные письма, не желая терять ни дня в сложном процессе узнавания друг друга. Ее привычка к совершенной организации жизни не давала ей расслабиться: Джерри должен был вскоре приехать снова, и Марина писала ему, что будет оптимально, если их вторая встреча произойдет не в душном Питере, а в солнечном городе Сочи, у теплого южного моря, которое она так любила, к которому ежегодно вывозила ребенка отдыхать и набираться сил. Она писала о том, как хорошо им будет резвиться в соленых морских волнах, вечером пить вино в кафе на берегу и теплой южной ночью возвращаться в отель. В бесконечных телефонных переговорах она объясняла Джерри также и вещи практические — какие билеты надо заказать, и через какие города лететь. Джерри был несколько смущен тем, что Сочи находится на Кавказе, и ошарашен обилием мероприятий, которые в соответствии с марининой стратегией ему необходимо было провести. Но голос Марины звучал убежденно, и, с трудом укладывая в голове предстоящую встречу с Мариной в московском аэропорту, поездку за марининым сыном к бабушке в город на Волге, и график последующих переездов и перелетов по всей России, Джерри напряженно соображал, как подстроить также и график своего бизнеса к новым планам.

Джерри был прежде женат в течение более чем двадцати лет, он был привязан к детям, имел замечательную семью, главой которой была, однако, его бывшая жена, и когда дети выросли и ушли из дома, ее всеобъемлющий контроль обрушился на одного Джерри, что было уже тяжело вынести. После развода Джерри по-прежнему обожал детей, с замиранием сердца ждал скорого рождения внучки, он надеялся, что в своем следующем браке он сумеет, наконец, стать центром и опорой семейного существования, он надеялся, что очаровательная женщина, с которой он познакомился в России, впишется в его размеренную жизнь, может быть, тоже подарит ему ребенка, и тогда он снова обретет то, что, казалось, уже утратил — молодость, жизнь, любовь.

Дети Джерри, однако, реагировали на происходящее осторожнее. Джерри имел семейный бизнес, в котором дети также принимали участие, и, хоть они, конечно, не возражали против нового брака отца, но по тому, что творилось с ним в последнее время, по его готовности ехать чуть не в Чечню, где запросто отрезают головы иностранцам, дети Джерри безошибочно угадали, что отец, как малая планета, неуклонно подпадает под влияние нового мощного небесного светила, увлекающего его на свою орбиту, и что это может иметь непредсказуемые последствия. Сын и дочь Джерри не знали, что предпринять, они лишь приезжали к матери и говорили ей, что если бы она была добрее к отцу, ничего подобного бы не случилось.

Марина же, хоть и готовилась к отъезду в Америку, жила все еще в России, что включало в себя изнурительную борьбу с налоговой инспекцией в процессе налоговой проверки, летний раскаленный город, где невозможно было дышать, болезнь сына, съевшего немытые фрукты на даче у бабушки. Желая как можно полнее раскрыть перед Джерри свой внутренний мир и разъяснить детали своей сложной жизни, частью которой она считала уже и его, Марина писала о том, что налоговая проверка в этой жаре, от которой плавятся мысли, занятые к тому же больным сыном — это как ритуальный танец вокруг костра или как игра в карты, в которой побеждает тот, кто умеет лучше блефовать. Она говорила об этом и по телефону, и после таких разговоров о сложных для его понимания событиях у Джерри часто болела голова, он не мог понять, как это люди в этой стране совсем не уважают законов, он желал поскорее вырвать оттуда Марину с сыном, но пока что у нее каждый день возникали все новые проблемы, которые она терпеливо разъясняла в своих письмах Джерри, и в соответствии с которыми Джерри должен был опять корректировать деловые планы. Джерри нервничал, он беспокоился также и о невестке, которая должна была уже давно родить, и все никак не рожала, он осунулся, похудел, и однажды на важной деловой встрече у него даже всерьез прихватило сердце, и сын отвез его к врачу, куда вскоре приехали встревоженная дочь Джерри и даже его бывшая жена.

И новый поворот в жизни Джерри и Марины произошел так внезапно, что меньше всего, его, кажется, ожидал сам Джерри. Трудно сказать, как это могло случиться: то ли, когда у Джерри родилась, наконец, его долгожданная внучка, и вся семья его собралась в их бывшем семейном доме, чтобы отметить это замечательное событие, он вдруг понял, как он устал и измучился за последние месяцы, и как по-настоящему близки ему родные люди, окружающие его, то ли он увидел в глазах своей бывшей жены ту же радость, которую испытывал сам, и расчувствовался, и в благодарность за все годы, худо-плохо проведенные вместе, и за то, что, узнав о его сердечном приступе, она примчалась к нему в больницу, он обнял ее и увидел слезы в ее глазах.... Как бы там ни было, но вскоре Марина получила от Джерри письмо, полное сожалений и раскаяния, с признанием, что он фактически восстановил свой прежний брак, и что ему остается только надеяться, что Марина его когда-нибудь поймет и простит.

Марина боролась за свое счастье до последнего. Она написала Джерри несколько писем, в которых пыталась вызвать в его памяти все детали их прекрасной любви. Она купила и послала подарки всей его семье, и даже новорожденной внучке, а для Джерри заказала картину моста, на котором они целовались. В письмах она говорила Джерри, что впереди у них — новая счастливая жизнь, а прошлое отжило свой век, но все было тщетно. Джерри оплатил ее отдых в Сочи, и больше Марина о нем не слышала.

Наверное, он интуитивно почувствовал, что если у мужчины и нет другого выбора, как быть краеугольным камнем в мирозданье более сильной женщины, то в его годы тяжело уже вписываться в новую систему координат, параметры которой к тому же непредсказуемы. Возможно, он с грустью и сожалением вспоминал Тамару, покинутую им в аэропорту с ее одинокой розой, и думал, что где-то на свете все-таки бродят и слабые женщины, надеющиеся прислониться к более сильному мужчине, но агрессивные носительницы собственных мирозданий вечно оттесняют их в сторону.

Марина еще какое-то время надеялась, что Джерри прилетит к ней в Сочи, а, вернувшись из Сочи, еще долго ждала его звонка. Джерри удовлетворял всем ее требованиям к оптимальному браку, и она уже привязалась к нему, но больше всего ей было жалко всех написанных ею замечательных писем, потому что разве не собственные эмоции мы более всего ценим в любви?

И все же, как человек, не сдающийся даже самым тяжелым обстоятельствам, она продолжила свой поиск. Она написала еще большое количество писем, она встретилась со многими мужчинами, которые либо не удовлетворяли ее понятию о достойном претенденте, либо сами считали ее чересчур подавляющей особой. Один из них позже жаловался, что Марина водила его в музее за руку от картины к картине, не давая даже задерживаться у тех, которые не считала достойными внимания сама.

— Но я же не могу измениться! — резонно возражала Марина, узнавая от меня о подобных претензиях. — Это значит лишь то, что я должна найти человека, который примет меня такой, какая я есть.

И она, в конце концов, нашла такого человека. Он превышал все заданные ею параметры, он был серьезен, вдумчив, богат — шепотом Марина говорила мне, что он был почти миллионером, — но он был на сорок лет ее старше. Все уже в жизни познавший, скучающий, нуждающийся в ком-нибудь, кто обеспечил бы ему всплески адреналина в крови, он снисходительно наблюдал за тем, как Марина помещает его в свою жизненную систему координат и, забавляясь, исполнял те функции, которые она в ней на него возлагала. Он с любопытством слушал рассказы Марины о непостижимой российской жизни, он дарил ей не очень нужные и очень дорогие вещи, он возил ее в далекие страны. И взвешивая все "за" и "против", Марина говорила мне, что, конечно, о любви здесь речь не идет, но за последний год она написала уже столько писем, что не может больше растрачивать сокровища души перед еще новыми и неизвестными ей людьми, и что в реальной жизни всегда есть предел, на котором надо остановиться.