Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Как долго эликсир принимать можно?
– Экий ты любопытный! Остановиться можно, когда пожелаешь. Захотел двадцатилетним стать, вот и пей до этого возраста. А как бросишь, снова стареть начнёшь.
– Быстрее, чем в обычной жизни?
– Так же, почитай уже прожитой отрезок жизни повторно.
– Чудно!
– С эликсиром обращайся осторожно. Есть у него особенность. Если добавишь в него хлебного вина да на недруга брызнешь, вспыхнет он, яко сухое сено. Только маленькая кучка пепла останется.
Никите многое понятно стало. Вроде учёный человек, институт закончил, а уверовал в действие эликсира сразу, потому что эффект своими глазами видел. Спохватился. Он всё старика об эликсире расспрашивал, но дед пригласил его не за этим. Старец, как видно, мысли его прочитал.
– Не за этим звал, хотя по маслу, что покупал, понял я, что ты делаешь. Стар я уже, знания кое-какие передать хочу.
– Если стар, почему эликсир не принимаешь?
– Пил одно время. Думаешь, сколько мне лет?
– Десятков восемь.
Старец засмеялся.
– Ещё столько же накинь. Долгая жизнь получилась, устал я. Да и гонения на волхвов со всех сторон. Церковь ополчилась, князья да цари людей наущают от дедовой веры отречься, а волхвов смерти предавать. Не хочу срам видеть, а уйти, кое-какие знания не передав, значит древних богов подвести.
– Так я хоть и свободный человек, а дачей управляю, с тобой проживать не могу.
– По воскресеньям приходи, только один.
– Ты про ездового? Он не в курсе. Погоди, про него как узнал?
– Чего хитрого, если сани с лошадью у ворот стоят и ездовой на облучке?
Действительно, вопрос для тупого.
– Поеду я, мороз на улице, лошадь застоялась, ездовой замёрз. И темнеть скоро будет.
– Я провожу.
Старец встал с лавки и исчез. У Никиты глаза на лоб полезли. К лавке подошёл, где старец сидел, пощупал. Нет никого, пусто, но лавка тёплая. Сзади смешок. Обернулся Никита, а старец у дверей стоит, бороду оглаживает. В глазах довольство, как же – удивил гостя. Никита поклон отбил, попрощался. Вышел на улицу, в сани уселся. Застоявшаяся лошадь бодро повлачила сани. Никита вспоминать стал, что он знал о волхвах.
То, что жрецы языческие, то понятно. В народе почитаемы были и к словам их прислушивались пуще княжеских, сомнения не вызывало. Но после Крещения Руси князем Владимиром на старую веру и на волхвов гонения пошли. Волхв – от слова волхатый, то есть волосатый. Волхвы не стриглись, волосы в пучок сзади собирали, наподобие конского хвоста. Волхвом мог быть затворник в дремучих лесах или княжеских кровей человек, как князь Всеслав Полоцкий, сын Брячислава. С детства он обучался у волхвов, мог превращаться в сокола, серого волка или гнедого тура. Волхвом на Руси мог быть человек, прошедший долгое обучение, преодолевший испытания и посвящённый, если получал признание древних богов. Тогда назывался демиургом. Мог легко читать и понимать тексты древних книг, был способен парить в воздухе, видел прошлое и предсказывал будущее. А ещё мог становиться невидимым, лечить серьёзные недуги.
Пока Никита ехал в Губино, припомнил всё то скудное, что знал. Мороз по коже пошёл, да не от холода. Многое древние предки знали, только до его современников не все знания дошли.
Неделя – по местному седмица, тянулась мучительно долго. Вопросов к волхву к воскресенью накопилось много. Только захочет ли волхв отвечать?
С утра, предупредив барыню, что идёт в монастырь на молебен, отправился прямиком к волхву. Видимо, и волхв его ждал. Никита в избе на лавку сел, тулуп с собой рядом уложил. В избе натоплено, деревом пахнет. Волхв у противоположной стены сел, глаза прикрыл. Никита не беспокоил. А открыв глаза, волх молвил.
– Ни в прошлом, ни в будущем тебя не вижу. Не от мира сего ты, человече. Кто ты?
– Не обижайся, а только способности твои проверить хочу, прежде чем открыться. Что Русь ждёт в ближайшем будущем?
– Сложный вопрос. Ответ не испугает?
– Говори.
– Смутное время. Безвластие после смерти Бориски. А потом поляки нагрянут, Москву займут.
О, не лжёт волхв, на самом деле провидец, а не притворяется волхвом. Это уже серьёзно. Стало быть, и словам его об Антипе верить можно.
– Ты прав, Алексей.
– Алексей, это для всех, тебе, как и некоторым избранным, скажу настоящее имя – Трувор, так родители нарекли.
Что-то с именем связано, Никита вспомнить не мог. Древние славяне давали ребёнку два имени. Одно знал он сам и родители, другое – для всех. Считалось, тёмные силы, не зная истинного имени, не смогут навести порчу. Но так не делают давно, с принятием веры Христовой.
– Я жду, любопытен ты мне, – продолжил Трувор.
– Ты прав, волхв. Не из здешних мест я, другого времени.
Трувор не сдержался, хлопнул себя по коленям.
– Было предсказание, да сомневался я! Прости, продолжай!
– Родился я пять веков спустя, как здесь оказался – сам не знаю.
– На всё воля богов. Ты скажи лучше, устоит ли Русь?
– Устоит, окрепнет, землями прирастёт. Однако через многие тяжёлые испытания ей пройти придётся.
– Как без этого, враги окружают. А вера?
– Христианство укрепится. Русь многими народами прирастёт, другие верования наряду с христианством будут. Магометане, иудеи, буддисты.
– Вон как! – вскричал Трувор. – А древние боги?
– Не утешу. Только в книгах упоминание останется.
– Печально.
Волхв глаза снова прикрыл. Тяжело ему было слышать, что язычество канет в Лету, волхвы исчезнут. Но справился с чувствами, глухим голосом попросил:
– Расскажи, как оно там?
Никита коротко рассказывал, старался не перегружать старца деталями или техническими подробностями. Периодически Трувор прерывал, уточнял непонятное. Разговор затянулся почти до сумерек. Трувор спохватился.
– Да что же это я? Замучил тебя совсем. И хозяин из меня неважный. Обед прошёл, а я тебя не угостил ничем, – сокрушался он.
– В имении поем. Ты про эликсир вечной молодости поведай. Удалось ли кому создать?
– Эликсир бессмертия? Удалось. Но об этом при следующей встрече. Скоро городские ворота закроют, тебе в имение надо, а то беспокоиться зачнут. А хочешь – оставайся до утра.
– Пойду. В самом деле, время позднее. Заболтал я тебя.
– Приходи в воскресенье, кое-что покажу, удивлю.
– Обязательно.
В имение уже затемно добрался, Анна Петровна без Никиты ужинать не садилась, ждала.
– Что же ты себя, Никита, молениями изводишь?