Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Никита тоже в предшествующую ночь уснуть не мог. Антип честно рассказал, что опробовал эликсир только на собаке. А какую дозу человеку давать? Как долго курс? Если результаты будут, прекращать приём или дозу уменьшить? Сплошь вопросы без ответов. Решил начинать с малого. Как в медицине говорят – не навреди! Не врач он, но постулат знал.
В комнате склянку достал, кружку, в которую воды плеснул на донце. Потом притёртую пробку открыл. Барыня за ним широко открытыми глазами смотрела. Никита всего одну каплю в кружку капнул. Размешал ложкой, барыне протянул.
– Выпей.
Барыня перекрестилась.
– Господи, помоги!
Понюхала, пахнет приятно, на отраву не похоже. Выдохнула и выпила залпом. Тут же за край стола ухватилась.
– Ой, что-то голова кругом пошла.
Никита под локоток подхватил, усадил на постель. Ему самому интересно было понаблюдать, как эликсир подействует. Помнил он, как в подвале у Антипа только понюхал, и у него голова закружилась. Барыня быстро в себя пришла.
– И всё?
– Нет, матушка Анна Петровна! Каждый день под моим присмотром зелье принимать будешь.
– А как долго?
– Пока сама не остановишь. Ты же в маленькую девочку превратиться не хочешь?
Барыня помотала головой. Лечение оказалось совсем не противным. Поможет – хорошо, а нет, так она не теряет ничего. Немного разочарованная, барыня удалилась к себе. Никита склянку спрятал, оделся. Пожалуй, надо в Старицу на торг днями съездить, тулуп овчинный и тёплую шапку купить. Вышел во двор, а там светло от выпавшего снега. Воздух чистый, морозный, снег под сапогами похрустывает, как мочёная антоновка. Хорошо-то как! И вдруг мысль – а зачем он всё это делает? Деревней занимается, барыней. Ведь знает из истории, что после смерти ненавистного Годунова в России Смутное время наступит. И ждать не так долго осталось – семнадцать лет. А за великой Смутой нагрянут поляки. Основная масса по Смоленскому тракту на Москву пойдёт, но часть и на Тверь двинется, другие города. Что тогда с деревнями, дачей, людьми будет? Успокоил себя тем, что дачу в шестьсот десятом году, до Смуты, продать выгодно можно будет, увезти людей и барыню подальше, в Пермь, Вятку, Архангельск, куда поляки добраться не успеют. Это при условии, что жив к тому времени будет, не достанут его в Губино сатрапы Годунова, в чём полной уверенности не было. А ещё подспудно надежда была. Проснётся он утром, да не в комнате на даче, а у себя дома, в своём времени. Но день шёл за днём, а ничто в плане возвращения не менялось. Руку на сердце положа, хотелось по большим улицам пройтись, зайти к друзьям. Небось потеряли уже его. А ещё хотелось пельменей, которые любил.
Вспомнив о них, прошёл в поварскую.
– Мясо найдётся?
– В деревне свинью забили, добрый кусок принесли.
– А мука есть ли?
– Целый мешок. Пшеничная, крупитчатая.
Никита поразмыслил. Как фарш сделать, коли мясорубки нет? Спросил кухарку:
– Два фунта мяса можешь ли ножом на мелкие куски порезать?
– Как скажешь, Никита. Нешто трудно? А дальше чего?
– Я подскажу.
Никита в свою комнату прошёл, верхнюю одежду скинул. В поварской руки вымыл. Кухарка ножом орудовала ловко. Потом под приглядом Никиты тесто замесила, раскатала скалкой. Никита ножом на квадратики порезал. Раньше он стаканом кругляшки выдавливал, а сейчас приспосабливаться надо. Лук мелко порезали, в фарш добавили, соли пару щедрых щепоток.
– Чёрный перец найдётся?
– А разве другой бывает?
Хм, о красном или душистом не знают. Никита пельмени лепить стал. Кухарка посмотрела – дело не хитрое, помогать стала. Вода в котле закипела, он туда всю стряпню сбросил. Конечно, не пельмени получились, нечто похожее. Вроде кавказские народы не мясорубку используют, а ножами мелко мясо рубят. Сам поварёшкой помешивать стал. Кухарка спросила.
– Суп будет?
– Нет. Пельмени называются.
Когда он посчитал, что пельмени готовы, вытащил, разложил по тарелкам. Две порции побольше оставил для себя и барыни, поменьше – кухарке.
– Пробуй!
А сам тарелки с пельменями в трапезную принёс. Пока остывали, к барыне прошёл.
– Анна Петровна, кушать подано. Блюдо новое, сам делал.
– Неужто?
– К мясу женщину подпускать нельзя.
– Кого?
– Ну, бабу. Блюдо испортит.
Не было ещё слова такого – женщина. Баба, это когда народ простой, сударыня – это о белой кости. Ещё можно девица, коли молодая, либо супружница, если замужняя.
Барыня осторожно попробовала. Понравилось. Она тарелку умяла, не отставая от Никиты.
– Как называется стряпня?
– Пельмени.
– Хм, в первый раз слышу, как и пробую. Где видел?
– В Архангельском крае, – соврал Никита.
Пельмени на Русь позже пришли, в сибирских походах наши подглядели у местных.
– Не была, – посожалела боярыня.
– Мир велик, и чудес в нём много, – сказал Никита.
– Много ли повидал? Рассказал бы чего.
Никита коротенько рассказал о Персии. Сам там не был, но читал. О крепостях, ярких одеждах, дворцах говорил. Барыня слушала открыв рот. Анна Петровна поойкала, повосхищалась, а потом спросила Никиту:
– Ты из наших будешь?
Никита напрягся. Такого вопроса он ожидал, но не хотел. С ответом помедлил. Врать не хотелось, а правду поведать не мог, уж слишком неправдоподобна. Барыня поняла его по-своему. При Годунове вперёд продвинулась его многочисленная родня. А некоторым, даже из старинных, уважаемых родов, пришлось уйти в тень, а то и сбежать из столицы. Полагали – на время, да только затянулось оно, кончилось великой Смутой. Хуже всего, в столице в тот момент не оказалось никого, способного организовать бояр и народ, дождались не нового правителя, а поляков, Лжедмитрия.
И приняла барыня Никиту за такого беглеца. И немудрено – грамотен. Сама видела, как писал он. Не многие писари из монахов в скорости письма с ним сравнятся. А это один из показателей, что не из простых людей Никита. Для образования учителя нужны, богатые дворянские семьи выписывали из-за границы, за деньги немалые. Дворянских отпрысков из бедных семей учили монахи. А посадские дети, если желание учиться большое было, шли в монастыри послушниками.
Так Никита не только писать зело зол, так и грамотен в ведении управления хозяйством. Послушник так не сможет, что он видит, кроме кельи монастырской. Стало быть, у отца уму-разуму Никита обучался, присматривался. И повадки благородные, дела честно ведёт, своими деньгами рискнул, не попытался у неё, женщины беззащитной, копеечку украсть, не то что рубль. А ещё – за собой смотрит. Правит бородку, ногти чистые, в баню часто ходит. И чем больше доводов Анна Петровна находила, тем сильнее убедила саму себя, что Никита кровей дворянских. Пройдёт время, опалу снимут, и тогда он откроется. И зачем пристала к человеку, в смущение ввела? Был бы нечестен, врал на голубом глазу.