Это случилось потому, что они были абсолютно неподвижны и вокруг царила абсолютная темнота.

У Ринсвинда возникло подозрение, что что-то где-то пошло наперекосяк.

Потом он увидел перед собой бледно-голубой узор.

Он снова очутился внутри Октаво. Интересно, спросил он себя, что произойдет, если кто-нибудь откроет книгу? Сойдут ли они с Двацветком за цветную картинку?

Скорее всего, нет, решил он. Тот Октаво, в котором они находились, отличался от обыкновенной книги, прикованной к кафедре глубоко в подвалах Незримого Университета, книги, которая была всего лишь трехмерным представлением многомерной действительности и…

«Постой-ка, – сказал он сам себе. – У меня не бывает таких мыслей. Кто думает за меня?»

– Это Ринсвинд, – раздался голос, похожий на шуршание старых страниц.

– Кто? Я?

– Конечно, ты, тупица.

В истерзанном сердце Ринсвинда на миг вспыхнул вызов.

– А, вам уже удалось вспомнить, как начиналась вселенная? – ядовито осведомился волшебник. – Это было все-таки Прокашливание или Набирание Воздуха В Грудь, а может, Почесывание Головы или Попытка Вспомнить То, Что Вертелось на Кончике Языка?

– Ты, видно, забыл, куда попал, – прошипел другой голос, сухой как трут.

По идее, невозможно прошипеть предложение, в котором нет ни одной шипящей согласной, но голос сделал все, что было в его силах.

– Забыл? Вы думаете, что забыл? – заорал Ринсвинд. – Забыть это трудновато, знаете ли! Я сижу внутри какой-то чертовой книги и разговариваю с кучей голосов, которых я не вижу, так почему бы мне вдруг не выйти из себя?

– Полагаю, тебе будет интересно узнать, почему мы снова перенесли тебя сюда, – вступил в разговор голос возле его уха.

– Нет.

– Нет?

– Что он сказал? – спросил другой бестелесный голос.

– Он сказал «нет».

– Он действительно сказал «нет»?

– Да.

– О-о.

– А почему?

– Подобные неприятности случаются со мной все время, – объяснил Ринсвинд. – То я падаю с Края света, то оказываюсь внутри книги, то попадаю на летучую плиту, то смотрю, как Смерть учится играть в Лосины, Галифе или одни боги знают во что… Думаете, после такого меня еще что-то интересует?

– Ну, нам кажется, ты должен спрашивать себя, почему мы не хотим, чтобы нас произнесли, – сказал первый голос, чувствуя, что теряет инициативу.

Ринсвинд заколебался. Похожая мысль навещала его голову, но буквально на пару секунд, при этом все время нервно оглядываясь по сторонам, чтобы ее кто-нибудь не зашиб.

– Зачем вообще вас произносить?

– Это все звезда, – ответило Заклинание. – Багровая звезда. Волшебники уже ищут тебя. Если тебя поймают, то Восемь Заклинаний будут произнесены и будущее изменится. Они думают, что Диск столкнется со звездой.

Ринсвинд обдумал это.

– А он столкнется?

– Не совсем, но в… Что это?

Ринсвинд посмотрел вниз. Из темноты неслышно вышел Сундук. В его крышке торчал длинный обломок лезвия от косы.

– Всего-навсего Сундук, – сказал волшебник.

– Но мы не звали его сюда!

– А его никто никуда не зовет, – сообщил Ринсвинд. – Он сам появляется. Не обращайте на него внимания.

– А-а. О чем это мы говорили?

– О багровой звезде.

– Правильно. Для нас очень важно, чтобы ты…

– Эй! Эй! Есть там кто-нибудь?

Это был слабенький, писклявый голосок, и доносился он из иконографа, висящего на бесчувственном теле Двацветка.

Чертик-художник открыл дверцу и, прищурившись, взглянул на Ринсвинда.

– Где это мы, милостивый сударь? – осведомился он.

– Точно сказать не могу.

– Мы все еще мертвы?

– Возможно.

– Что ж, будем надеяться, в ближайшем будущем черная краска нам не понадобится, потому что она вся вышла.

Дверца захлопнулась.

Ринсвинду на мгновение представилось, как Двацветок раздает свои картинки, приговаривая нечто вроде: «Это я, терзаемый миллионами демонов» и «А это я с той забавной парочкой, которую мы встретили на промерзших склонах Того Света». Ринсвинд не знал наверняка, что случается с человеком, когда тот по-настоящему умирает, а авторитеты высказывались на этот счет несколько туманно. К примеру, один смуглокожий моряк из Краеземелья считал, что после смерти обязательно попадет в рай, где его будут ждать шербет и много гурий. Ринсвинд не знал, что такое «гурия», но после некоторых размышлений пришел к выводу, что это маленькая лакричная трубочка, через которую потягивают шербет. Во всяком случае, он от шербета начинал чихать.

– Надеюсь, теперь, когда нам не мешают, – твердо сказал сухой голос, – мы можем продолжить. Очень важно, чтобы ты не позволил волшебникам отобрать у тебя Заклинание. Если Восемь Заклинаний будут произнесены слишком рано, произойдет нечто ужасное.

– О боги, оставьте меня в покое, а? – закатил очи Ринсвинд.

– Хорошо, хорошо. С того самого дня, когда ты впервые открыл Октаво, мы знали, что можем доверять тебе.

Ринсвинд вдруг засомневался.

– Подождите-ка, – проговорил он. – Вы хотите, чтобы я бегал от волшебников и не давал им собрать все Восемь Заклинаний воедино?

– Вот именно.

– И поэтому одно из вас забралось ко мне в голову?

– Точно.

– Вы вообще знаете, что целиком и полностью погубили мою жизнь? – с жаром воскликнул Ринсвинд. – Я, может, все-таки стал бы волшебником, если бы вы не решили использовать меня в качестве портативной магической книги. Я не могу запомнить ни одного заклинания, они боятся лезть в голову, в которой уже сидите вы!

– Ну, извини.

– И вообще, я хочу домой! Хочу вернуться туда, где… – в глазах Ринсвинда блеснула влага, – туда, где чувствуешь под ногами булыжную мостовую, где иногда можно глотнуть неплохого пива, а вечером раздобыть приличный кусок жареной рыбы и в придачу пару больших зеленых огурцов, а может, даже пирог с угрем и блюдо с моллюсками, где всегда отыщется теплая конюшня, в которой можно переночевать и проснуться в том же самом месте, куда ты забрел предыдущим вечером, и где нет этой жуткой погоды. Я хочу сказать, я не в обиде на вас из-за магии, наверное, я просто сделан не из того теста, из которого делают волшебников… Я всего-навсего хочу домой!

– Ты должен… – начало одно из Заклинаний.

Оно опоздало. Тоска по дому, маленькая эластичная резинка в подсознании, которая может завести лосося и гнать его три тысячи миль по чужим морям или отправить миллион леммингов в радостную пробежку на родину их предков, исчезнувшую с лица Диска в результате легкого выверта и смещения континентов, – так вот эта самая тоска по дому поднялась внутри Ринсвинда, словно съеденный на ночь салат из креветок, перетекла по тонюсенькой ниточке, связывающей его измученную душу с телом, уперлась каблуками и дернула…