Всех потянуло к общению. Почувствовали все, что нужно либо ехать на фронт воевать, либо своим искусством, своим оружием участвовать в войне. Я помню, приходили в подвал. Листов, Дмитрий Покрасс, да и большие композиторы-симфонисты, музыканты старой гвардии. <…> Гражданское чувство объединяло нас. Собирались, показывали друг другу песни. Поэты приходили, читали свои стихи. Словом, создался настоящий дружный творческий штаб. Мы вместе работали у рояля, обсуждали создаваемые песни. Каждый высказывал свое мнение, что получилось, что нет. Это была как бы общественная проверка, оценка и взаимная товарищеская критика. Иногда Исаак Осипович Дунаевский «всыпал» кому-нибудь за плохую песню, за фальшь [Красильщик 1985: 124–125].

Однако некоторые музыканты, когда началась война, усомнились в пользе песни. Об этом хорошо написал ленинградский композитор Орест Евлахов:

Помню, моим первым ощущением было чувство полной невозможности сочинять. Мне казалось тогда, что опасность для Родины столь серьезна и велика, что только непосредственное участие в событиях может принести какую-либо реальную пользу стране. Работа и творческая продукция композитора представлялись мне совершенно ненужными. Только постепенно это тяжелое чувство рассеялось, и я смог вернуться к своим прерванным войной работам. Между тем новая обстановка повелительно требовала самой многообразной деятельности [Поляновская 1989: 9-10].

Безусловно, чем ближе к линии фронта, тем насущнее становились другие заботы, заслоняя создание песен. Многие композиторы и поэты участвовали в оборонных работах, рыли окопы, дежурили в бригадах ПВО, помогали устраивать импровизированные концерты. Одно из первых заданий Евлахова заключалось в том, что он обслуживал фронтовой агитколлектив Ленинградской государственной консерватории и делал переложения арий, романсов и советских песен для струнного квартета [Поляновская 1989: 10]. Евлахов сообщает, что такую же работу выполняли композиторы Шостакович, Волошинов, Арапов и Финкельштейн. Иногда за три-четыре часа требовалось сделать три таких переложения. Кроме того, многие композиторы заседали в различных комитетах и комиссиях, где оценивали новые сочинения и выполняли другие административные обязанности. В первые недели войны некоторые комиссии заседали ежедневно. Новиков и Блантер были членами Комитета обороны, ответственного за первичный отбор песен оборонной тематики. После первичного отбора Организационный комитет осуществлял окончательный отбор. В состав этого комитета входили Хачатурян, Кабалевский, Мурадели, Белый. Хренников как член правления Музфонда также присутствовал на этих заседаниях (РГАЛИ. Ф. 2077. On. 1. Д. 37). Новиков писал: «Война задала нам новый убыстренный ритм жизни и работы. Время как бы спрессовалось, сжалось, то, на что раньше уходили недели, нужно было теперь делать в считаные часы. Боевая песня едва успевала родиться, как мы доносили ее до бойцов» [Богемская 1995: 87].

Некоторые композиторы работали дирижерами и аранжировщиками в ансамблях и исполняли обязанности, связанные с этой должностью. Дунаевский дирижировал Ансамблем железнодорожников, братья Покрасс также периодически работали с этим коллективом. Захаров дирижировал Русским народным хором имени Пятницкого. Новиков в 1942 году возглавлял Ансамбль ВЦСПС. Эти большие коллективы часто совершали длительные гастроли в тылу. Самым известным коллективом во время войны являлся Краснознаменный ансамбль песни и пляски Красной Армии. Им дирижировал А. В. Александров, чей сын Борис работал в том же ансамбле помощником дирижера и аранжировщиком. Несмотря на множество обязанностей, эти композиторы регулярно пополняли репертуар новыми военными песнями.

Композиторы также работали в небольших концертных бригадах, которые создавались в Москве, в различных городах, а со временем – и на фронте. Новиков вспоминал, что его ансамбль в первые недели войны перебрасывался по распоряжению Московского горкома партии с вокзала на вокзал и выступал перед новобранцами, которые отправлялись на Западный фронт [Красильщик 1985: 125–126]. Эти выступления относились к категории так называемой «шефской работы», при которой та или иная организация прикреплялась к предприятию, военкомату или госпиталю и оказывала им помощь. В случае с композиторскими и исполнительскими организациями помощь заключалась в проведении концертов или в руководстве художественной самодеятельностью. Не исключались и другие виды помощи, – например, в госпиталях это мог быть уход за ранеными. Шефская работа выполнялась на регулярной основе, являлась добровольно-обязательной и неоплачиваемой. Организация концертов вменялась в обязанность композиторам. Отчеты о выступлениях в госпиталях Москвы с мая 1942 до мая 1943 года показывают, что Бакалов организовал около 80 концертов в то время, как Кац – около 30. Лепин за этот год участвовал в 19 концертах, Морозов – в 18, а Фрадкин – в 13. Эти пятеро человек проделали львиную долю всей работы, организовав 160 концертов из 212 указанных в отчете. Не исключено, что по крайней мере Бакалов получал зарплату от Союза композиторов, потому что посвящал работе в московских госпиталях очень много времени и участвовал в половине всех концертов, которые дали эти пять композиторов. Еще 50 концертов были даны остальными 16 композиторами (подсчеты сделаны автором на основе материалов, обнаруженных в РГАЛИ. (Ф. 2077. Оп. 1. Д. 52)). Насколько можно судить по графику за апрель 1942 года, это были не только шефские концерты. Московский союз композиторов запланировал только два концерта в подшефном госпитале на этот месяц (протокол № 8 от 31.03.1942. Заседание совета Московского союза композиторов. РГАЛИ. Ф. 2077. Оп. 1. Д. 52). Опять же остается неясным, оплачивались ли эти концерты.

Создавались также бригады и группы для выступлений в военных частях и на фронте. В декабре 1941 года Воронеж на Юго-Западном фронте посетила концертная бригада в сопровождении композиторов Белого, Кабалевского и Дзержинского [Бирюков 1988:160; Воронцов 1980:22] (между авторами имеются расхождения: Бирюков пишет, что композиторы посетили Воронеж в декабре 1941 года, а Воронцов и Диденко датируют эту поездку мартом 1942 года. Возможно, группа дважды посещала Воронеж). Бригада московских композиторов, в том числе Мурадели, выезжала на Северо-Западный фронт с декабря 1941 года до марта 1942 года (протокол № 8 от 31.03.1942. Заседание совета Московского союза композиторов. РГАЛИ. Ф. 2077. Оп. 1. Д. 52). Соловьев-Седой совершил несколько поездок на фронт, в том числе тур с ансамблем «Ястребок» в 1942 году и тур с Ленинградской концертной бригадой по Прибалтике и Восточной Пруссии в 1945 году.

Биографию Вадима Кочетова можно рассматривать как типичную для образа жизни профессионального композитора во время войны. Когда война началась, Кочетов жил и работал в Москве. В своем дневнике он писал, что знакомых поэтов в городе не оказалось, и он сам написал тексты для нескольких песен, в том числе для «Песни борьбы» и для «Песни противовоздушной обороны». Приходилось часто дежурить на крыше, защищая дом от зажигательных бомб, поэтому для творчества оставалось мало времени. В конце 1941 года Кочетов с семьей был эвакуирован в Свердловск, где работал в консерватории