Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Энтони старался заполнить пустоту в душе, лишенную границ и конца.
— Почему…
Его мысли заканчивали вопрос: «…она умерла?».
Этого не могло произойти с ним. С ней. Просто невозможно! Он любил ее так сильно, как никогда и никого не любил до этого. В ней он видел свое будущее. Свое счастье. Ради нее стоило просыпаться. Снова и снова. Каждый день. С ней он мог дышать свободно. Только с ней… и ни с кем другим.
Она давала ему то, что никто больше не мог ему дать. Спокойствие. Умиротворение.
Она была для него тем очагом, оплотом мира и гармонии, который он так долго искал всю свою юность.
И что теперь?
— Ее больше нет…
Удар! Удар! Удар!
— Почему?
Энтони кричит.
— Почему она не со мной?
Удар! Удар! Удар!
— Почему она мертва?
И снова в кровь…
— За что мне это?!
Энтони испустил душераздирающий адский вопль, продолжая колотить стену кулаками, сбивая руки в кровь. Плоть на его костяшках обнажилась.
Но эта боль — ничто. Ничто в сравнении с той болью, которую он испытал, когда поднял из воды разорванное тело Мисы Филиндерс, лучшей девушки Перламутр-Бич. Иную он бы не выбрал.
— Почему?!
И снова крик. И снова удар за ударом.
Энтони кричал так громко и стучал так сильно, что не услышал, как открылась дверь на первом этаже. Дядя Альбедо вернулся и пулей помчался наверх, в комнату племянника.
Дверь распахнулась. Альбедо не растерялся — он тут же бросился к Энтони, схватил его за плечи и оторвал от стены.
Энтони вырывался. Он дергался, сопротивлялся. Но хватка Альбедо оказалась сильнее. Дядя повалил племянника на пол — единственный способ успокоить его на время.
Энтони замолчал. Он лежал на полу и смотрел в черный потолок. В комнате темно. Свет он не включал. Единственным освещением служило сияние двух лун, пробивающееся через окно.
— Энтони.
Он услышал голос дяди.
— Нужно залечить твои раны на руках.
Он говорил спокойно, словно ничего не случилось. Он не злился. Не упрекал.
Дядя заботился о нем в этот скорбный час так, как должен заботиться родной человек о родном человеке.
— Я сейчас вернусь.
Конечно, Альбедо не хотел оставлять Энтони одного в комнате, но раны на руках требовали скорейшей обработки. Дядя вынужденно вышел из комнаты, оставив племянника на едине с самим собой.
И вскоре пожалел об этом.
Энтони не собирался оставаться дома. Он не мог здесь находиться. Все разрывалось внутри него. Кричало. Вопило. Шипело. Горело.
Ему хотелось бежать… бежать так быстро прочь от всего, от своей жизни, от самого существования в этом мире.
Дождавшись, когда шаги Альбедо стихнут, Энтони вскочил, открыл окно и перелез наружу. Он делал это не первый раз. Энтони знал каждый уступ, каждую выпирающую доску, каждый кирпичик. Словно по лестнице, хитрым путем он спустился к первому этажу и спрыгнул на песок, рассыпанный возле дома на заднем дворе.
Теперь можно бежать.
Энтони мигом выбежал за калитку и оказался на улице спящего города.
И побежал.
— Быстрее…
Он ускорил бег.
— Еще быстрее.
Энтони бежал по пустым тротуарам в направлении Сапфирового моря.
— Я сказал, быстрее!
Энтони разогнался. Руки и ноги уже не подчинялись ему, а двигались самостоятельно. Размашистые взмахи локтями прибавляли скорости.
Вперед-назад, вперед-назад, вперед-назад…
— Быстрее!
Он запрокинул голову к ночному небу, закрыл глаза и отдался бегу. Мир постепенно переставал существовать для него. Дома, дороги, машины — все растворялось.
Отныне существовали лишь пустота и Энтони Эрнандес, скользящей по ней, как по волнам.
Ночной морозный воздух окутывал его, унося прочь. Энтони не обращал внимание ни на что. Только бесконечный бег. Только дыхание. И тишина собственных мыслей.
Тишина, которую он так хотел услышать.
«Мертва…» — шептал голос у него в голове, — «как бы ты ни бежал… она мертва…».
Из глаз брызнули слезы.
— Нет!
«Я должен бежать».
Он ускорился снова.
Но слезы мешали. Они катились из него бурным потоком.
Казалось, только сейчас Энтони наконец осознал подлинную суть случившегося.
«Ее больше нет. И не будет. Нигде. И никогда».
— Нет! Прошу… не надо!
«Ты не увидишь ее. Не обнимешь. Не поцелуешь. Не услышишь ее голоса. Не сможешь поговорить с ней. Не сможешь видеть ее любовь к себе в ее глазах».
— Хватит! Нет!
Энтони открыл глаза и вытер слезы.
Он перебежал дорогу. Оказался на набережной. Пляж уже перед ним.
«Мисы не существует в помине. Она мертва. Лежит там… одной половиной в морге. Второй… в пасти чудовища».
— Нет!
Энтони взревел.
Он наконец остановился. Ноги подогнулись, и он ударился коленями в песок.
Энтони Эрнандес сидел на Перламутровом Пляже, вытирая слезы. И не чувствовал ничего: ни боли в руках, ни адского жжения в ногах, ни покалывания в груди.
Все стало пусто и безразлично. Одна лишь Миса… мертвая Миса Филиндерс имела значение.
— Нет! Не надо! Почему?! Зачем это происходит? Верните ее! Верните ко мне… прошу… она не должна быть там… не должна быть мертвой… не должна!..
И снова крик, разносящийся далеко за пределы пустого Пляжа.
Энтони так и сидел на коленях какое-то время, пока дыхание не восстановилось. Слезы перестали катиться из глаз. Он ощутил боль в ногах и в руках. Поднялся. В стороне от него стоял Колодец. Энтони направился к нему.
«Какая же в нем глубина?».
Энтони надеялся, что никогда этого не узнает.
Он оперся руками о влажный каменный край Колодца, повернулся лицом к морю и… увидел ее.
Она выходила из воды, прижимая к правому боку доску для серфинга. Легким движением она поправила мокрые волосы. Ее стройное тело обтягивал черный купальник. Высокая и стройная, она улыбалась ему. Она бежала к нему, и во все стороны от нее летели брызги.
Энтони не сводил с нее глаз. Он не мог моргать. Не мог дышать. Не могу думать ни о чем другом.
Миса Филиндерс вышла на берег, отбросила доску в песок и побежала к нему.
— Энтони! Ты чего здесь стоишь? Пойдем купаться! Вода такая классная! И волны… вах! Ты можешь покататься на пене! Покатаешься вместе со мной? Давай же, пойдем!
Она была перед ним. В полном здравии. Она коснулась мокрыми пальцами его щеки и поцеловала в губы.
И он ощутил этот мокрый поцелуй — влажное соленое касание губ.
— Ну же, Энтони! Идем купаться!
Она взяла его за руку.
— Я так скучала по совместным заплывам! Идем со мной!
Она потащила его к
