class="p1">Мой Шон…

— Нет! Твари! Ублюдки! Мрази! Я вас уничтожу! Я вас всех перережу! Вы сдохните! Сдохните к черту!

Но моих криков никто не слышал. Может, они слышали, но совсем не обращали внимания.

Все шестеро сосредоточились на трупе Шона. Колин, Грегори и Орабелла повыскакивали со своих мест и бросились к телу Шона.

Орабелла вопила, плюясь гнойной слизью:

— Сердце! Оно мое! Мое! Отдайте мне его сердце!

Шестерка монстров набросилась на обезглавленный труп. Я слышала мерзкие звуки: они рвали его на части голыми руками. Кусали. Ели. Глотали. Отрывали одежду. Раздирали кожу. Грызли руки, ноги. Разрывали кожу на теле.

Пробивались к сердцу…

Во все стороны брызгала бурая кровь и куски плоти.

Шон…

Мой Шон…

Я выберусь. Я сделаю это ради нас. Я спасусь так, как ты этого хотел. Я отомщу им за тебя.

Они сдохнут.

Обещаю.

Пока все отвлеклись, я вернулась к своему побегу. Толкаясь вперед, я приближала себя к краю стола. Немного. Но приближала.

Время от времени я смотрела на тварей — они продолжали грызть тело Шона.

Я должна воспользоваться предоставленным мне временем и сделать все возможное.

Отталкиваясь ногами от пола, я допрыгала на стуле до крышки стола. Превосходно. Нож. Нужно его взять. Руками точно не достать. Остается только пробовать сделать это ртом.

Я наклонилась вперед. Край стола уперся в грудь. Я тянулась изо всех сил. Нож лежал рукояткой в мою сторону.

Твари все еще разрывали тело Шона. Но скоро они закончат и займутся мной. Они хотят сделать меня одной из них.

Ничего у них не выйдет!

Нож… вот он, совсем рядом. Еще чуть-чуть…

Я дотянулась. Обхватила самый кончик рукоятки зубами и осторожно потащила к себе.

Приблизив нож, я смогла крепче взять его в рот. Что теперь? Нож у меня во рту и…

Выпал.

Коленки!

Черт!

Успела.

Я сдвинула колени и не дала ножу упасть на пол. Это был бы настоящий провал. Нож упал лезвием вниз и оставил кровавый порез на левом бедре. Рукоятка прижалась к ручке кресла.

У меня есть шанс дотянуться до него и взять в руку.

Я смогу… вот так, еще немного.

Подтолкнув нож к руке легким движением тела, я схватила его пальцами.

Дыши… только спокойно. Он не может упасть сейчас. Нужно взять его крепче.

Медленно и осторожно перебирая пальцами, я наконец взяла нож в кулак. Крепко держу его. Что дальше?

Лезвия не хватает… нож не достает до второй руки. Нужно как-то резать левую, в которой я его держу.

Пришлось снова извращаться и переворачивать нож лезвием к себе. Так мне удастся разрезать веревку на внутренней стороне. Нужно резать сильнее…

Я не могу разрезать веревку, не поранив кожу. К черту! Я режу.

Режу себя. Режу веревку.

Кровь…

Плевать!

Лишь бы они не заметили раньше времени…

Еще едят. Отлично. У меня есть немного времени. Только ты освободить одну руку, а там спасение ждать себя не заставит.

Стиснув зубы, я продолжала резать веревку, причиняя себе невероятную боль. Жесткая веревка. Черт. Надо быстрее. Пора торопиться.

— Сердце! — раздался дикий вопль.

Я машинально подняла взгляд.

Орабелла вскарабкалась на стол, держа в руках еще пульсирующее сердце Шона.

— Оно мое! Моя сладость! Моя нежность!

Благо, она стояла спиной ко мне. Я видела, как Орабелла надкусила сердце, словно яблоко, и начала его интенсивно прожевывать.

Какая мерзость!

Веревка… я разрезала!

Отлично!

Так, спокойно. Теперь остается избавиться от второй и…

Орабелла повернулась.

Прожевывая сердце, она тупо смотрела на меня, пока не поняла, в чем дело.

— Беглянка! — взревела старуха.

Черт! Черт! Черт!

Она привлекла внимание остальных. Ко мне повернулись мерзкие окровавленные морды.

— Не дай ей уйти, мама! — рявкнула Изабелла.

Закинув остатки сердца в рот, Орабелла опустилась на стол и встала на руки и на ноги, как дикий зверь.

— Никуда ты… не уйдешь… мерзавка…

Руками старуха раздвигала горы объедков.

— Ты наша!

Она дико взревела и помчалась на меня, перемещаясь по крышке стола на руках и ногах.

Я с усердием пыталась разрезать веревку на правой руке. Держать нож было больно — левая руках в кровавых порезах.

Черт!

Враг приближался.

Только бы успеть, только бы успеть…

Веревка не поддавалась! Проклятье!

Орабелла, сумасшедшая старуха, съевшая сердце моего жениха, неистово мчалась на меня, словно адская псина.

С ее лысой головы сыпались тараканы. Лицо измазано кровью. Кожа в шелушащейся чешуе, из-под которой вытекает гной.

— Стань одной из… Грейтсов…

Она прямо передо мной… сейчас схватит… веревка… еще надо резать…

И я выставила левую руку с ножом вперед, зажмурив глаза.

Все застыло.

Я не сразу поняла, что именно случилось.

Открыв глаза, я увидела кровоточащую шею Орабеллы. Лезвие ножа прошло насквозь ее шеи. Старуха зависла передо мной на коленях с приоткрытым ртом, в котором я разглядела остатки не пережеванного сердца.

— Нет!

Раздался крик Изабеллы.

— Ты убила мою мать! Мразь!

Она уперлась двумя руками в край стола и обратила свой гневный безумный взгляд на меня.

Я тяжело дышала, не в силах поверить в случившееся. Я потянула руку на себя — лезвие ножа вышло из плоти Орабеллы. Старуха повалилась замертво прямо передо мной, распластавшись на столе среди зловонных объедков.

Пора бежать.

Я сделала последний взмах ножа и рассекла остатки веревки, освободив вторую руку.

Старуха уже мертва…

На одного Грейтса стало меньше. Надеюсь, я сделала хорошее дело.

Месть не вернет мне Шона, но это сладостное чувство… стоит того.

— Кто следующий, ублюдки?

Глава 11. Кошмары наяву

Энтони колотил стену.

Он ударял снова и снова, а костяшки пальцев пульсировали от боли и кровоточили.

Стиснув зубы, превозмогая боль, он наносил новый удар за ударом, разнося по дому гулкие глухие звуки.

В каждый удар Энтони Эрнандес вкладывал всю злость, всю ярость, всю боль, все отчаяние и всю пустоту, скопившиеся в нем за последний день. Он долго сдерживал себя. Долго не показывал никаких чувств, связанных с потерей Мисы. И теперь весь его ожесточенный, расколотый утратой, дух вырвался на волю.

А в голове колоколом бил один единственный вопрос:

— Почему?

И на него не существовало ответа, к которому Энтони так отчаянно стремился.

Нельзя получить то, чего нет в природе.

— Почему?

Удар.

— Почему?

Еще удар.

— Почему?

Он кричал.

— Почему?

Он рвал голосовые связки, и его крик был слышан далеко за стенами дома.

— Почему?

Удар. Удар. Удар. Удар.

Из рук хлестала кровь, отпечатываясь на обоях треснувшей стены.

Левой, правой. Он повторял снова и снова, набирая темп. Левой