С чего такая перемена в поведении я и не мыслил, но сейчас разглядывая парочку под своими окнами, тугим жгутом вокруг шее обматывается мучительное понимание. Я не проигрываю, я просто ухожу на второй план. Меня не отталкивают, меня просто заменяют выгодным кандидатом. Во мне тупо не видят того, что я вижу в Марте.

Уже успевший примелькаться новый партнёр Шорохова, любезно накидывает на плечи Марты свой пиджак, закрывая острые лопатки и соблазнительный изгиб спины. Перехватывает ручку чемодана и прежде чем убрать тот в багажник, галантно распахивает дверь. Помогает Марте сесть, не предпринимая попыток проследить за её взглядом. А он устремлен на окна, туда, где я запиваю горькое сожаление коньяком.

Теряю равновесие. Чувствую что больно так, как никогда не было раньше. Будто трещина, прошедшая вдоль всего меня, сочится и стонет, причиняя дикий дискомфорт, напоминая о том, кого я потерял.

Пальцы подрагивают, пока я безрезультатно юзаю колесико самой дешевой зажигалки, пытаясь высечь из нее искры, которые неконтролируемо сыплются из моих глаз. От злости на Марту за ее неожиданный и такой болезненный уход. От ненависти к самому себе за то, что отпустил ее, дал уйти, хлопнуть дверью в моей квартире и моем сердце.

Лучше не становится ни от спиртного, ни от сигарет, а свободных ушей рядом для излития яда в терапевтических целей у меня нет. Чтобы хоть как-то удержать себя в рамках, всё же решаюсь вызвать подмогу.

– Говорю сразу, пить не буду, я на байке. Развлекать и развозить по домам твоих баб не проси. И позвони своей сестре, чтобы она не накрутила себя и не начала собирать чемоданы, – спустя полчаса сияющий счастьем будущий папаша стоит в прихожей, смотря на меня с укоризной, словно уже сейчас примеряя на себя роль воспитателя.

– Тогда и ты не фони тут жизнерадостностью. Без тебя тошно, – гермак, совсем не с шуточной скоростью летит прямо в меня, благо в руки… ни в лицо, и на том спасибо. – Выпить привёз?

Я не сомневаюсь, что моё внутреннее состояние отражается на лице, не успевая спрятаться за маской безразличия.

– Конечно. Надеюсь, ты налакаешься раньше, чем мне придётся подтирать тебе сопли, – Макс протягивает руку, крепко сжимая в дружеском рукопожатии поданную мной ладонь. Весь напускной сарказм теряется, когда Макеев приободряющее хлопает меня по плечу. – Давай только без предисловий. Переходи к сути.

– Я убью его, Макс, – именно к ней, к крепленой истине, я и припадаю губами, делая сразу несколько жадных глотков, заглушая обжигающим коньяком пожарище внутри. – Остывать она поехала, су-ука, – впечатываю сбитый кулак в не менее пострадавшее дверное полотно, ощущая, как под лёгкой коркой сукровицы ноют костяшки. – А я-то отбитый идиот не сложил два плюс два. Этот хрен ошивался рядом ещё в день нашего знакомства.

– Когда я просил, коротенько посвятить в проблему, я рассчитывал услышать что-то более внятное, но кроме сучек…

– Я вышибу ему мозги и никаких проблем, пара джебов и Марте не придётся делать выбор.

– Ты непрошибаемо логичен, Лёх, – беззлобно говорит Макс, но после пуская в голос напряжение. – А если сядешь? Уверен, что она станет ждать?

– Я вообще больше ни в чем не уверен, – смачиваю горло, каждый раз, как роковые слова, царапаясь, проходят по нему. – Но мне похер, понимаешь? Я его раскатаю.

– Не пори горячку, успокойся. – Макс отобрав бутылку и повертев ту в руках, удостоверившись в ее пустоте, швыряет в ведро под раковиной. – Проспись в конце концов.

Звон стекла разрезает почти звенящую тишину, наполняя ту отголосками разбившихся надежд.

– Я хочу справедливости.

– Борец за справедливость, млин. Нет её, справедливости твоей. А ты есть, – резкий рывок ладони Макеева прилетает оплеухой, призванной поставить мои мозги на место. – И ты нам с Маргошей нужен. Лёх, ты наша семья, хорош себя разрушать.

Книга жалоб

Марта

Отрешено покручивая пальцами тонкую ножку бокала, я смотрю на пузырьки, поднимающиеся со дна. И те пляшут какой-то причудливый танец, чтобы лопнуть в конце, став как я, лопнувшей и опустошённой. Шампанское продолжает игриво пузыриться, подниматься изящной цепочкой по  запотевшему стеклу, настойчиво призывая расслабиться вместе с ним, но темно-розовый оттенок некогда любимого напитка, безумно мне претит. Напоминает своим кровавым сходством о произошедшем, чудовищном расставании.

Во мне до сих пор слишком живы воспоминания о моём уходе от Лёши. Багряные всполохи на сбитых кулаках, яркие пятна на разбитой вдребезги двери, так и мутят, подкатывая кислым сожалением к горлу, выворачивают наизнанку в надежде избавиться от запаха и привкуса крови во рту.

Подавив новый приступ тошноты, я решаюсь на отчаянные действия. Зажмуриваюсь так сильно, что начинает шуметь в ушах и болеть под плотно сжатыми веками, залпом выпиваю шампанское и жду.

Жду, когда хоть немного меня отпустит вся эта ситуация. Жду, когда память перестанет издевательски подкидывать картинки. Но то ли одного бокала мало, то ли страшных впечатлений много, что изменений как таковых не следует.

Лениво подняв руку, подзываю официанта, застывшего с подносом у соседнего столика.

– Повтори, – отдаю пустой бокал, но дотянуться до полного мне не позволяют.

Виртуозно поднос перемещается так, что расстояние до него в разы увеличивается и достать заветную порцию игристого, я не в состоянии.

– Не стоит больше пить, – слегка заикаясь, отказывает мне парень, трусливо опуская глаза, чтобы избежать моего недоумевающего взгляда.

– Как это понимать? – вопросительно изогнув бровь, приходится собрать мысли в кучу и всё же прервать затянувшуюся паузу. – С чего ты взял, что можешь за меня решать?

Молчит, и я смею предположить, он специально приставлен ко мне, следить за моим поведением, а в случае моей самоуправности, докладывать.

Но я не доставлю такого удовольствия ни официанту, который теперь лишится обещанной премии за слежку. Ни Ринату, который и без того слишком глубоко сунул свой нос в мою личную жизнь.

Это Борис в состоянии меня остановить на полпути, но не хлюпик в белой рубашке и фартуке, с пошлым красным галстуком.

Яркий, светлый зал сменяется полумраком коридора, выкрашенного в графитово серый цвет с бордовыми маячками на стенах - в виде развешанных боксёрский перчаток или рамок с фотографиями чемпионов ММА и бокса. Эстетически красиво, но до безумия бездушно, холодно.

Я врываюсь в кабинет без стука, без зазрения совести прерывая встречу, ведь за закрытыми дверями Шорохов остаётся лишь в присутствие кого-то, одиночество он встречает открыто.

Озноб, страх, новый приступ тошноты проходится волной при виде Лёшки, который сосредоточено вчитывается в какие-то документы, лишь единожды, украдкой мазнув по мне взглядом.

Откровенно злым взглядом из-под усталых век, что мне вдруг захотелось провалиться сквозь землю или сбежать куда подальше.