– Прянин! – тихо воззвал он. – Маугли! Вы это видите?

– Этого еще нет, – отозвался Маугли.

И Данила понял: «темпоралка». Ну конечно, только что про нее вспоминал, чего еще ожидать от «складки», тайной тропы дрыхнущего Картографа?! «Темпоралка», как верят проводники, может показать прошлое или будущее. Значит, Маугли считает, что на этот раз им демонстрируют будущее.

Ну что ж, посмотрим кино.

«Кино», похоже, было немым: призраки будущего не издавали ни звука, Данила напряг слух, но, кроме стрекотания кузнечиков и звона комаров (Маугли шлепнул себя по лбу, видно, убил кровососа, ничего не услышал.)

Призраки, которых Данила поначалу принял за людей, были какими-то… странными. Они по-другому двигались, бредя навстречу друг другу, да и пропорции тела у них были иными. Будто неумеха нарисовал человека: слишком длинные руки и кисти, ноги – чересчур согнуты в коленях, стопы вытянуты. Существа сутулились, поводили из стороны в сторону приплюснутыми головами на длинных шеях. Лица напоминали собачьи или павианьи морды: выдающиеся вперед вытянутые челюсти, приплюснутые носы ноздрями наружу, небольшие глаза под мощными надбровными дугами.

Данила видел это ясно, будто ярким днем.

А еще на существах не было одежды.

Появившийся первым – могучий самец с выпирающими ребрами широкой грудной клетки – шел к двум самкам. Одна – его племени, столь же уродливо-чуждая в своей похожести на человека, с отвисшими от постоянных родов и вскармливания грудями и животом. Вторая… Данила протер глаза.

Перед ним была Марина!

Рыжие волосы, тонкая фигурка… округлившийся живот. Данила в сроках беременности не разбирался, но было видно: рожать Марине еще не сейчас. Марина смотрела на ковыляющего к ней самца и улыбалась.

– Надо же, – прошептал Прянин, – Марина… Месяц пятый беременности. Значит, до этих событий минимум полгода, если допустить, что нам действительно показывают будущее.

Самец вскинул длинную, пятнистую, как у Маугли, руку в приветствии. Данила чувствовал: все участники сценки объединены сейчас не беззвучным диалогом, но некой нитью. Они связаны.

Самка, сопровождавшая Марину, положила руку ей на живот. Марина кивнула.

Видение растаяло.

Несколько минут никто не мог говорить – настолько показанная Сектором картинка потрясла. Первым, как ни странно, очнулся Прянин.

– В свете того, что мы узнали про действие биотина… – он закашлялся, потом продолжил, – про изменения в организмах тех, кто его принимал… Можно предположить, что мы видели новый вид людей. Тех, кто придет нам на смену, когда Сектор победит. И, похоже, даже видели, как он победит… Побывавшие здесь и принимавшие биотин – все они будут размножаться. И наш Маугли покажется нам совершенно обычным ребенком по сравнению с тем, что будет потом.

– Но Марина не изменилась. Значит, это будет скоро. Сколько ты сказал, полгода? А эти твари были уже вполне взрослые.

Прянин вздохнул и машинально поправил несуществующие очки:

– Нельзя же все воспринимать буквально. В конце концов, то, что «темпоралка» может показать будущее, лишь одна из теорий. Может быть, Сектор извлек страхи и образы из наших подсознаний, смешал и выдал групповую галлюцинацию? Например, ты, Данила, мог бояться беременности Марины – неосознанно. А я, признаться, опасаюсь мутаций, которые может вызвать биотин. Ну а внешность тварей, вероятно, плод воображения Маугли или даже нашего спящего друга.

Думать так, конечно, было легче, чем предполагать то, что им показали реальное будущее планеты. Но Данила не мог отделаться от ощущения: таймер включен. Максимум, отпущенный человечеству, – полгода.

И почему-то (комплексы, бро, дядюшка Фрейд давно все по этому поводу сказал) казалось: Астрахан-старший сыграет в этом не последнюю роль.

– Пойдем, – Данила ухватился за ручку волокуши, – нам нужно в Глубь. Нам очень сильно нужно в Глубь.

Наступали сумерки. Данила потом пытался вспомнить детали, но после «темпоралки» все смешалось: темный лес сменялся, кажется, полями и заброшенными деревнями, твари Сектора шуршали в зарослях, Маугли клевал носом, Картограф дрых, Прянин чуть не утопил фонарик в болоте…

Когда ощущения стали привычными, Данила уже стоял на краю болота, и перед ним виднелся смутно знакомый частокол – абсолютно реальный.

Безопасное место – впереди. Покинутая деревня… Нет, не деревня. Лагерь.

Воспоминание пришло внезапно и обожгло плетью: конечно же лагерь. Поселение Фиделя, Федора Кострова, последнего романтика Сектора. Три года назад отсюда через Тверь (лагерь не так далеко от города, в болотах) переправляли за Барьер дармовой биотин, пытались помочь больным. Дочь Фиделя, Влада, сначала с Данилой сражалась, а потом с ним же воевала против МАС и генерала Ротмистрова. В тот год Астрахан познакомился с Моментом и навсегда, причем очень круто, изменил свою жизнь: убил Ротмистрова, вину свалили на погибшего Фиделя, Данила ушел из МАС в вольные охотники.

А Влада сперва вернулась в Сектор, оставив Даниле своего пса, риджбека Зулуса (как там Зулуска, интересно, в кинологическом лагере на передержке?), а потом прислала письмо аж из Австралии.

Влада убежала от Сектора так далеко, как только смогла. И хорошо, что не знает, чему послужило благородство ее покойного отца, не знает про изменения у принимавших биотин.

– Нам нужен привал, – Данила оглядел своих спутников, – пойдем. В деревне сейчас никого нет, а крыша над головой – найдется.

* * *

Убежище организовали в центральном доме, где когда-то жил Фидель. За пару лет строения не успели прийти в негодность, лишь кое-где на настилах между домами поселилась трава, да ветер нанес хвойные иголки.

Поселок напоминал свежий труп: следов распада нет, но если присмотреться… Если присмотреться, то видны следы потеков на стенах, матрасы отсырели и пахнут прелью, пол скрипит, и возле печки вырос мох.

Картографа уложили на панцирной кровати, он слабо кивнул и впал в некое подобие кататонического ступора. На стреме стояли сначала Данила, затем – Доцент и, наконец, Маугли.

На рассвете усталый и злой Данила отправился осматривать лагерь. Маугли обосновался в «гнезде» дозорной вышки, а Прянин остался с больным или, скорее, с пострадавшим.

Остановившись напротив опустевшего вольера, Данила вспомнил об Эльзе. Как она там дома, сучка очупакабренная? Отродье ее он вышвырнул, собаку сдал в приют, как и Зулуса…

Стоп! Это Момент вышвыривал щенков! Но откуда ощущение, что он сам, этими вот руками?.. Даже не ощущение – память. Данила закрыл глаза и вспомнил, как затолкал скулящих выродков – лысых, пятнистых, как чупакабры, – в мешок и выбросил на помойку. Вспомнил себя – угрюмого, с колючим взглядом. Ёлы! Он видел себя со стороны! Шизофрения? Действие лекарств или искажения, куда его засунули вместе с Моментом?