Болото. Лес. Снова болото. Берег ручья, его веселый звон разливается в прохладном утреннем воздухе. Поле. Заброшенная деревня – стая чупакабр поднимает морды, шаг – и звери остаются позади, как и дома с провисшими крышами, а вокруг снова лес.

Изредка Данила чувствовал искажения, но Картограф обходил их стороной.

Отряд следовал за ним, как дети – за Гаммельнским крысоловом, только играл Картограф не на дудочке, а на губной гармошке и нервах.

Мельком видели хренозавра, снова мельком – людей, двух проводников или проводника с охотником, курящих на привале. Мужчины успели схватиться за оружие – и остались позади, как и все до этого.

Наконец в воздухе запахло водой.

Совсем близко было Московское море.

Картограф остановился, прервал монолог ни о чем на полуслове и предупредил:

– Мы в обычном месте. Дальше пойдем так. Глубь близко уже, мы подошли к водохранилищу с севера.

– Не у НИИ вышли? – уточнил Прянин.

– После того как Сектор изменился, я не уверен. Сейчас посмотрим. И не спрашивайте, что нас ждет. Понимаете, есть тайны, которых я избегал касаться, чтобы они не изменили меня…

Данила не слушал.

Да, Глубь была близко. Не так, как у НИИ, но дыхание ее ощущалось. Северный берег Московского моря отличался от окрестностей Дубны и НИИ Акустики. Например, здесь была другая растительность. С содроганием и отвращением обратившись к памяти Момента, Данила узнал «липучку» – кажущиеся совершенно безопасными сухие плети типа лианы, оплетавшие несчастную, полузадушенную березу.

Почуяв человека, липучка еле заметно запульсировала. Еще шаг – и этот кровосос, родственный лозе, но гораздо более опасный, метнется к телу, оплетет и выпьет досуха. Проводники иногда собирали ее для продажи – нужен был очень плотный костюм, вроде тех, в которых собак тренируют, и обязательно шлем.

И еще – вокруг было много искажений. Так много, что они наслаивались одно на другое, создавая гнетущий фон опасности.

«Костер». «Схруст». «Тлен».

И…

– Ну куда ты прешься, куда ты прешься? – услышал Данила голос своего отца.

Заозирался, но Астрахана-старшего рядом не было. Остальные члены команды тоже нервно оглядывались.

– Тебе что, больше всех надо, как всегда, неудачник жалкий?! – не унимался отец.

У Данилы нехорошо заныло сердце. Отец был прав.

– Опять потом помощи просить будешь, на коленях приползешь. Послушай отца раз в жизни: иди назад. Прямо сейчас разворачивайся и иди назад.

Маугли тряс головой, Прянин тер переносицу, застыл, разинув рот, Картограф. С чего это на них так подействовал Тарас Астрахан? Впрочем, не важно. Прав отец, прав, надо раз в жизни сделать, как он велит. Данила развернулся: он пойдет назад прямо сейчас.

– Ага! – вдруг взвизгнула незнакомая женщина. Истерично так взвизгнула. – Докурился? Доигрался? Ох, Генка! Сколько раз я тебе говорила: не с теми ты людьми связался. Всегда тебе больше всех надо. Нет, чтобы как люди: техникум закончить, на завод пойти. Зачем ты нас бросил? Ты о нас подумал? Обо мне подумал? Я ночами не сплю, за тебя переживаю. Геночка, сынок, послушай маму, вернись ты домой, Христом богом прошу!

Данила замер с поднятой ногой. Рядом с ним слепо, размазывая сопли и слезы, хмурясь и бормоча под нос, брели прямо в «схруст» его друзья.

«Барин». Провокатор подчинения, если на жаргоне яйцеголовых. Выковыривает информацию из подсознания, давит на болевые точки, гонит в смертельно опасные искажения.

И не подчиниться «барину» не получается, если только он не ошибается, как с Данилой сейчас. Все-таки искажение – штука неразумная, действует механически, вот и попыталась давить на Данилу голосом матери Момента.

И наваждение сгинуло.

Не дожидаясь, пока вернется отец (ну, спасибо, папочка, и тут от тебя покоя нет!), Данила заорал:

– Стойте! Это «барин»! Стоять, сказал!

Его, естественно, никто не послушал. Спутники были поглощены собственными проблемами.

– Дорогая, я понял. Я все понял. Извини меня, милая, – бормотал Прянин.

Маугли просто ревел, но брел прямо в «кисель», как и остальные. Вот так силища у искажения – даже Маугли и Картографа проняло!

Последний нес что-то маловразумительное, обращаясь, кажется, сразу к нескольким слышным только ему голосам.

Единственный способ спасти команду от «схруста» – остановить их физически и выволочь из зоны действия «барина».

Данила пригляделся и увидел в центре искажения полуистлевшую одежду – кто-то уже попался.

– Стоять!!! – гаркнул он так, что у самого уши заложило.

Вздрогнул Прянин, на миг глаза его стали более осмысленными. Данила подскочил к Доценту и изо всех сил толкнул в сторону, в заросли ежевики. Неприятно, но не смертельно. Прянин упал, завозился, пытаясь встать, но колючки держали его за одежду, давая Астрахану драгоценные мгновения для спасения остальных.

Маугли даже не сопротивлялся, поглощенный галлюцинацией, – искажение цепко держало его неокрепший разум. Данила ткнул пальцами в шею, в район каротидных синусов, и пацан «заснул» – обмяк, потеряв сознание. Отлично. Теперь надо справиться со здоровенным Картографом.

Он был рядом, и Данила, подскочив сзади, попытался ткнуть в шею и его, но Картограф отбил удар и устоял. Потер лоб. Уставился на Астрахана:

– Ты чего дерешься? Ты из какого класса?

Ой, ёлы, запущено-то все как!

– Данила! – слабо позвал из ежевики Прянин. – Данила, что происходит?

Видимо, он выпал из радиуса действия «барина».

– Сиди, где сидишь! – огрызнулся Данила. – Только сюда не суйся.

Он очень надеялся, что Прянин послушает. Искажение, хоть и безмозглая штука, видимо, решило расправиться с Данилой руками Картографа. Бывший кузнец, набычившись, пер на Астрахана, узрев в нем врага своего детства.

– Иди сюда! – бубнил он.

Взывать к его разуму было бесполезно.

Силой Данила справился бы с ним только в одном случае: если бы решил Картографа убить или покалечить. А раз он должен оставаться целым, значит, будем играть в борцов, удерживать противника и выталкивать его за татами, то есть за радиус действия «барина». И молиться, чтобы у самого мозги не отключились.

Данила сразу шагнул почти вплотную – на «дистанцию зловонного дыхания» – к Картографу. Тот махнул кулаком, Данила легко увернулся и взял бородача в захват, прижав его голову к своему плечу. Правой Астрахан автоматически несколько раз двинул сверхпроводника в бок. Каждый удар сопровождался обиженным оханьем Картографа, похоже застрявшего в образе ребенка.

А может быть, и нет. Может быть, Картограф просто никогда не занимался классической борьбой и не знал, что делать?