— Я защищаю и служу, — ответил он с усмешкой.

— Эй, ты думаешь, мы вернемся в Род-Айленд и расскажем всем о твоих секретных миссиях? Давай, будь посерьезней, — поддел Эли брата.

— Я работаю с наркотиками.

Они ждали подробностей. Эли протянул руку и сказал:

— Ладно тебе, давай…

Но продолжения не последовало, и Шерон почувствовала, как Эли начинает злиться. Она сидела у него на коленях и кожей ощущала все нарастающее напряжение.

— Я же твой брат, ты не веришь мне или просто не хочешь ничего рассказывать?

— Я полностью доверяю тебе, — спокойно произнес Дилан, — ведь ты не думаешь, что я просто не хочу разговаривать об этом? Ты здесь ни при чем…

— Чушь, — вспылил Эли. Он выпил слишком много красного вина за ужином, больше, чем обычно, и его гнев все возрастал.

— Эй, ладно, — она потерлась носом о его шею, — ладно…

Эли обнял ее обеими руками, они плотно прижались друг к другу. Возможно, он хотел оттолкнуть ее, но не мог. Машина увеличила скорость, она почувствовала, как он расслабляется.

Дилан свернул за угол. Он посмотрел на них, ожидая их реакции, как будто не замечал напряжения, повисшего — в воздухе. Шерон резко вдохнула, когда увидела великолепные вишневые деревья, с яркими белыми цветами, окружающие мемориал Джефферсона, их кроны отражались в воде тихого водоема.

— О боже, — выдохнула она.

— Мило, — сказал Эли, — мы приехали сюда из страны яблонь, а ты показываешь нам фруктовые деревья.

— Как сады? — спросил Дилан.

— Разрушаются и вянут, — ответил Эли. — Папа будет держаться до последнего. Мы получали выгодные предложения от шести разных покупателей, но нет…

— Он должен держаться, — сказал Дилан. Крыша машины была опущена, их окружал свежий воздух.

— Что ты имеешь в виду?

— Что мир не нуждается в очередном блоке новых домов, новом заводе.

— Нет, но мы нуждаемся в кредите на дом. Ты знаешь, какой сейчас налог на землю?

— Да, — ответил Дилан. Эли умолк, потому что все знали, что Дилан посылает деньги отцу последние несколько лет, чтобы покрыть расходы на содержание садов. Он не был богат — просто правительственный работник, какой бы загадочной ни была его работа, но он любил яблони. И в глазах отца это делало его великим героем.

— Земля не будет платить сама за себя, — пробурчал Эли. — Скажи мне, что миру нужно, если не новые районы?

— Больше фруктовых деревьев, верно, Шерон?

— Без комментариев, — она попробовала засмеяться, — я не буду встревать между братьями Чэдвик.

— Посмотрите на это, — промолвил Дилан, указывая на вишни, бело-розовые облака, парящие над водой, отражающийся город, — когда я встречу подходящую девушку, я сделаю ей предложение именно здесь. Или дома, в саду.

Эли наконец-то по-настоящему расхохотался, тряся головой:

— Ради бога. У тебя есть «порше», ты летаешь по всей стране, ты знаешь самые лучшие рестораны и ты думаешь, что это романтично?

— Во-первых, это подержанный «порше», а во-вторых, да, думаю, — ответил Дилан.

— Скажи ему, Шер. — Эли толкнул ее локтем в бок. — Ты же женщина. Ты хотела бы, чтобы Джеймс Бонд сделал тебе предложение во французском ресторане при свечах или стоя по щиколотку в грязи с жужжащими вокруг москитами и запахом гнилых яблок вокруг.

Шерон посмотрела на Дилана. Он был братом Эли во всех смыслах этого слова — сильный, с квадратным подбородком, чувственными глубокими глазами. Но иногда они так сильно отличались друг от друга: Эли никогда не покидал дома, но постоянно мечтал о том, чтобы уехать подальше. Дилан уехал, как только вырос, но, казалось, любил яблоневый сад больше, чем что-либо еще в этом мире.

— Как только он найдет подходящую девушку, — сказала Шерон, — «где» уже не будет иметь никакого значения.

Братья засмеялись — расслышал ли Дилан горькую ноту в голосе брата? Эли поздравил ее с дипломатичностью, и Дилан повез их вдоль потрясающе красивых освещенных памятников к своему дому в Джорджтауне. Всю дорогу и Шерон и Эли не сводили глаз с часов.

Они всегда старались следить за временем. Им всегда было известно, какой сейчас день месяца, и какая ночь приходится на критическую точку. Они занимались любовью на диване в гостевой комнате: никакой романтики, о ней они забыли. К этому времени их секс превратился в науку. Месячное расписание, графики, подсчеты спермы, страх совершить ошибку появлялся еще до того, как они начинали обниматься. Иногда они даже не утруждали себя поцелуями.

Когда все закончилось, Шерон лежала на спине, ноги подняты вверх, именно такую позу порекомендовал ее лечащий врач. Эли отвернулся и уже заснул — или делал вид, что спит. Шерон по-прежнему слышала слова Дилана, произнесенные в машине: его мечта о правильной девушке, о предложении среди цветущих вишен в открытой машине. Это звучало так романтично. Ее сердце болело, ей было интересно, может ли чья-то жизнь действительно быть такой простой.

Теперь она сидела за столом, смотрела, как Эли читает газету, и в ее сердце снова поселилась боль. Дилан нашел свою любовь, он сделал предложение Аманде, правда, не в саду, а на палубе отцовской яхты. Свадьба состоялась на лужайке у семейного коттеджа Аманды: «Особняк Солнца», один из известняковых домов на Белльвю-авеню с видом на море.

Дилан был переведен в офис в Нью-Йорке, и они переехали из Джорджтауна в Аппер-Ист-Сайд. У них родился ребенок, после года супружеской жизни, в том же году, когда Шерон и Эли (после стольких лет бесплодных попыток) удочерили Хлоэ.

Эли, Шерон и Хлоэ; Дилан, Аманда и Изабелл.

Два брата Чэдвик, но их семьи так отличались! Бедный брат — богатый брат. Удочеренный ребенок — свой ребенок. Маленький городок — большой город. Жизнь в яблоневом саду — жизнь на Манхэттене.

Но смерть уравнивает всех, ничто не могло вернуть мужчину домой быстрее, чем убийство его жены и дочери. Отец уже давно умер, но тема продажи сада не вставала, пока Виржиния принимала участие в обсуждениях.

Шерон закрыла глаза. Аромат цветущих яблонь просачивался сквозь кухонные окна, возвращая ее в ту ночь в Джорджтауне. Что, если бы они тогда знали, что их всех ждет?

Она подумала об Аманде и о том, что она сделала. Простил бы ее Дилан, если бы она была жива? Шерон знала, что никогда не получит ответа на свой вопрос. Она открыла глаза, зная, что не найдет ответов и на другие вопросы тоже. На те, которые нельзя задавать вслух.

Она остановила Эли прежде, чем он договорил:

— Иногда я смотрю на нее и не могу не подумать…

Конец этой фразы должен был прозвучать следующим образом: «о том, каким был бы наш настоящий ребенок…»

Шерон иногда тоже думала об этом. Но она никогда не позволяла этим словам вырываться из ее горла. Да и вообще, что означает «настоящий ребенок»? Ведь она любила Хлоэ больше всех на свете, любила с самого первого дня. Хлоэ более настоящая, чем что-либо другое. Шерон продолжала есть, хотя она и потеряла аппетит. «Отличный способ набрать вес», — сказала она себе. В прошлом году она поправилась на пятнадцать фунтов. Жизнь — один сплошной стресс.