Мелодичный голос предложил мне войти. Открыв дверь, я первую минуту подумала, что каким-то неведомым образом перенеслась на восточный базар. Пол кабинета устилали персидские ковры, на стенах и потолке висели разноцветные драпировки. Вместо казенных флуоресцентных ламп, тускло освещавших мой собственный кабинет, тут горели три лампы с абажурами из цветного стекла — сапфирово-синего, изумрудно-зеленого и янтарно-желтого, — делая комнату похожей на драгоценную бонбоньерку. Письменный стол из полированного дерева казался пустым — я заметила только какой-то старинный том в переплете из телячьей кожи да стеклянную чашку с чаем. Суэла, с головы до ног — от кашемировой шали на плечах до мягких замшевых сапог — одетая в желто-коричневое (даже помада у нее на губах была цвета жженого сахара), сидела за столом. Откинувшись на спинку стула, она мечтательно смотрела в окно, на последние листья, срывавшиеся с почти голых к этому времени веток. Больше за окном не было ничего. Кампус почти опустел. Все разъехались на праздники.

— Ах, Калли, это вы? Я так и подумала, что буду иметь удовольствие сегодня увидеть вас, — проговорила она, с трудом оторвавшись от окна и повернувшись ко мне.

Суэла улыбалась, но взгляд ее казался отрешенным, а в темных глазах мне почудилась печаль.

— Чашечку чаю?

Суэла кивнула на исходивший паром серебряный самовар, красовавшийся на одной из полок дубового шкафа (шкафы в моем кабинете были сплошь металлические).

— Конечно, — пробормотала я, осторожно опустившись в резное кресло напротив нее. Спинка его выглядела слишком хрупкой, чтобы выдержать вес моего рюкзака, поэтому я положила его на колени. — Если не трудно. Я хотела узнать у вас кое-что… это касается той легенды, которую вы рассказывали во время факультетского фуршета, помните? О демоне-любовнике, которого украла королева фей.

Суэла вздохнула. До половины наполнив стакан в серебряном подстаканнике крепкой, почти черной, заваркой, она слегка поболтала его, добавив кипятку из самовара. Потом поставила его на серебряный поднос вместе с хрустальной сахарницей и протянула мне. Проделав все то же самое еще раз, она уселась за стол с чашкой чаю в руках. Я вежливо отпила глоток — чай имел привкус кардамона, гвоздики и еще каких-то неизвестных мне специй.

— Восхитительно, — отставив в сторону горячий стакан, пробормотала я. — И так цивилизованно…

— Я заметила, что процедура чаепития помогает моим студентам расслабиться… — Склонив голову набок, Суэла прищурилась, Ее сузившиеся янтарные глаза стали похожи на кошачьи. — Но с вами моя уловка не сработала, верно? Вы взволнованы, да? Вам не терпится задать мне кое-какие вопросы… именно поэтому вы и пришли ко мне.

Я рассмеялась… немного нервно, признаюсь.

— А я и не знала, что вы специалист не только по Востоку, — хмыкнула я.

Это прозвучало немного резче, чем мне хотелось бы. Когда я нервничаю, то становлюсь немного… раздражительной. Думаю, я подцепила эту привычку от тетки, которая в таких случаях бывала просто невыносимой. Но Суэла была слишком хорошо воспитана — во всяком случае, она сделала вид, что ничего не заметила.

— В общем, так оно и есть. В свое время я училась у Юнга…

Она осеклась, заметив вспыхнувшее в моих глазах удивление. Если она училась вместе с Карлом Юнгом, выходит, ей не меньше восьмидесяти! По глазам ей вполне можно было дать годы, но во всем остальном… Да нет, не может быть!..

— Я хотела сказать, что училась в институте Юнга, в Цюрихе, — поправилась она.

— Потрясающе! Держу пари, Юнг знал много интересного демонах-любовниках!

— Согласна — но вы ведь пришли ко мне не для того, чтобы поговорить о Юнге?

— Нет, конечно. Видите ли, я пыталась отыскать какую-то ссылку на ту легенду о демоне-любовнике, похищенном коровой фей… кажется, вы называли его Ганконером. Это для книги, которую я пишу. В Интернете мне ничего не удалось найти — а там ведь есть практически все, что хоть как-то связано с фольклором, — поэтому я хотела узнать у вас, в каком источнике я ту найти ту историю, которую вы нам рассказывали.

— Источник исключительно устный, — пробормотала она. — не думаю, что об этом кто-то вообще когда-нибудь писал.

— Ооо… — протянула я, стараясь не выдать охватившего меня разочарования.

В конце концов, среди преподавателей как-то не принято рыдать… даже по поводу отсутствующего источника.

— Жаль… а может, и нет, — просияла я. — Из всего этого выйдет неплохая статья. Мы могли бы стать соавторами. А ваш источник… вы поддерживаете с ним связь?

— Нет. Этот человек умер давным-давно.

Взгляд ее слегка затуманился, и Суэла опять отвернулась к окну. Но у меня появилось чувство, что она не видит ни зеленой травы, ни сплошного ковра багряно-желтых листьев.

— Простите, — смутилась я. — Не хотела воскрешать грустные воспоминания. Вообще-то это не так уж важно…

Я попыталась встать, но она обернулась, взглядом пригвоздив меня стулу.

— Нет, это крайне важно — для вас, не так ли? Что именно вы хотите знать об этом демоне-любовнике?

Я послушно опустилась на стул, прикидывая, как ответить на этот вопрос, не упоминая о своих снах.

— Ну, я перерыла гору справочников, обнаружила много легенд о демонах-любовниках, однако не встретила ни одного упоминания о той, которую услышала от вас. А ведь она — своего рода история инкуба. Хоть какое-то объяснение, зачем ему понадобилось соблазнять всех этих несчастных женщин. И это делает его… в какой-то степени человечнее, что ли… Ну как в «Джейн Эйр», когда становится понятно, каким образом обманули Рочестера, заставив его жениться на Берте… или когда выясняется, что на Чудовище в свое время было наложено заклятие. Это объясняет их поступки и делает их…

Я прикусила язык, едва не ляпнув «достойными любви». Слава Богу, в последний момент мне удалось поправиться и вместо этого сказать «достойными получить свободу».

— Похоже, у вас для каждой сказки имеется какое-то разумное объяснение, — бросила Суэла, и я вдруг с удивлением подметила в ее голосе несвойственный ей раньше холодок.

Неприятно удивленная подобной реакцией, я чопорно выпрямилась.

— И — по-прежнему ни одного фольклорного источника, хоть как-то объясняющего данное явление! Ваша история о Ганконере могла бы стать звеном между фольклорным инкубом и байроническими героями готических романов. Жаль, что вы не помните ничего касающегося этого вашего источника…

— Я помню абсолютно все, — перебила она, поднявшись и нетерпеливым движением сбрасывая с плеч шаль.

Подойдя к небольшой дверке рядом со шкафом, она распахнула ее, и я увидела еще один, на этот раз встроенный, шкаф со множеством полок внутри.

— Пожалуйста, пейте чай, — пробормотала она, обернувшись ко мне с какой-то странной улыбкой на губах. — Это займет всего минуту.

Я услышала стук ее каблуков по деревянному полу — Суэла с трудом протиснулась в шкаф, который вряд ли был намного больше того чуланчика, что я обнаружила у себя в офисе. Я поднесла к губам чашку, мимоходом отметив, что чай уже почти остыл, и стала разглядывать ближайшую ко мне полку. Часть стоявших на ней книг явно была на фарси, однако не все — встречались книги и на немецком, и на французском и даже несколько книг на русском. Было немало и таких, которые были написаны на неизвестных мне языках. Одна, сразу привлекшая мой интерес, оказалась английской. На корешке из красной кожи золотыми буквами было написано «Демонология».