Как-то раз, задержавшись в холле, я пробежала мимо двери в аудиторию Феникс через пятнадцать минут после звонка. Машинально заглянув туда, я обнаружила, что ее нет, а студенты либо погрузились в чтение, либо играют в какие-то игры на своих сотовых. Перехватив взгляд Ники Баллард, я кивком вызвала ее в коридор.

— Что происходит? — поинтересовалась я. — Феникс здесь?

— Если можно так сказать, — фыркнула Ники.

Я обратила внимание на ее потрескавшиеся до крови губы.

По-моему, она еще больше похудела. Меня охватило острое чувство вины — я вспомнила, как дала себе слово приглядеть за Ники, но, погрузившись в собственные проблемы, напрочь забыла об этом. Выглядела Ники ужасно.

— Феникс заперлась у себя в кабинете вместе с Марой, обсуждают ее сочинение. — Ники неопределенно пошевелила в воздухе пальцами. Я обратила внимание, что ногти обкусаны до мяса. — Потом обещала и нас позвать, но пока работает с Марой, она туда никого не пустит.

— Угу… как-то не очень здорово. Не знаешь, никто еще не жаловался декану?

Ники пожала плечами:

— А никто и не станет. Мара пару раз читала вслух отрывки из своей писанины, и это было довольно… мучительно. Так что вряд ли кому-то придет в полову жаловаться, что Феникс занимается с ней отдельно.

— Но это как-то несправедливо по отношению к остальным… — начала я, но вдруг, заметив, что Ники явно чувствует себя неуютно, поспешно переменила тему: — Как у тебя дела? Начинаешь понемногу привыкать к Фейрвику?

Она снова передернула плечами — жест, который, похоже, успел уже превратиться в своего рода нервный тик.

— Дел выше головы. Я все пытаюсь втолковать Бену, что у меня свободного времени в обрез, поскольку мне приходится заниматься больше, чем ему, — но он только дуется: твердит, что я, мол, задираю нос, раз мне удалось попасть в навороченный колледж.

Она опять судорожно вздохнула, и я невольно посочувствовала ей.

— Всегда трудно строить отношения, когда один — особенно женщина — успешнее другого.

Мне невольно вспомнилось, как старательно Пол скрывал обиду, когда меня взяли в Колумбийский университет, а его — нет, и потом, когда моя диссертация наделала много шуму, а ему раз за разом приходилось переписывать свою.

— Но это вовсе не значит, что ты должна испытывать чувство вины или не воспользоваться теми возможностями, которые у тебя есть. Если Бен действительно любит тебя, то со временем он сам это поймет.

Ники кивнула, однако лицо у нее было такое, будто она вот-вот заплачет.

— Угу… только девчонкам из муниципального колледжа нет никакой нужды по вечерам торчать в библиотеке. Как вы думаете, сколько времени пройдет, прежде чем он сообразит, что может очень даже неплохо проводить с ними время?

Я вздохнула. Мне частенько приходилось задавать себе тот же самый вопрос, когда я думала о Поле. Конечно, Университет Лос-Анджелеса не муниципальный колледж, но в самом Лос-Анджелесе хватало длинноногих блондинок и любительниц серфинга, а от университетского городка до города как-никак было рукой подать. Чтобы не мучиться ревнивыми подозрениями, я старалась держать свои мысли — и чувства — в узде.

— Ну, чему быть, того не миновать, — неловко пробормотала я, жалея, что, кроме этой банальности, ничего на ум не приходит.

Однако Ники закивала с таким видом, будто услышала откровение свыше.

— Спасибо, доктор Макфэй. Спасибо, что находите время, чтобы поговорить со мной. Я ведь знаю, как вы заняты.

Я со стыдом вспомнила стопку непроверенных тетрадей, копившихся на моем письменном столе, и еще одну, в рюкзаке, которая тяжело оттягивала мне плечо. В последнее время я ходила домой вымотанная до такой степени, что у меня не доходили руки их проверить.

— Мне еще нужно просмотреть ваши тетради, — похлопав рюкзаку, пробормотала я. — Так что пора бежать… но, пожалуйста, если тебе вдруг захочется поговорить…

— Да, профессор, я помню. Спасибо.

Ники вернулась в аудиторию, а я направилась к кампусу, я стояла всего лишь последняя неделя октября, листья уже почти облетели, а холод был такой, что впору надевать зимнюю куртку — вот только у меня ее не было. Я ходила в тесных джинсах, высоких ботинках на шнуровке и твидовом пиджаке от Армани, под который поддевала водолазку, — именно такую одежду я всегда предпочитала. Будь я сейчас в городе, я бы проходила так самого Рождества, но тут, похоже, еще до Дня благодарения идется облачиться в длинную куртку и теплое нижнее белье.

Я так замерзла, перебегая через двор, что решила заскочить библиотеку и поработать там. Всякий раз, собираясь дома засесть за проверку тетрадей, я неизменно застревала в комнате, куда свалила рукописи Дэлии Ла Мотт. Может, обстановка библиотеки поможет мне собраться?

Я по привычке направилась в зал Артура Ракхэма, отыскав свободное место прямо под витражом с изображением процессии фей, бредущих по берегу, чтобы переправиться во Францию. Разложив тетради, я принялась читать, пытаясь сосредоточиться на том, что мои студенты думают об «Удольфских тайнах» и ортенгерском аббатстве», но эффект оказался примерно тот же, что и у меня дома. Я то и дело отрывалась и, подняв голову, завороженно разглядывала витраж с плывущей над берегом процессией призрачных фигур. Как я ни старалась, мне никак не удавалось сосредоточиться.

Что со мной происходит, гадала я, раз за разом заставляя себя оторваться от витража, чтобы вернуться к работе. Ничего подобного раньше не было. Может, все из-за того, что я регулярно недосыпаю? Или заболела? Я уткнулась в очередную тетрадь, мысленно перебирая разные недуги. Свинка, лаймоборрелиоз, ранняя стадия болезни Альцгеймера — все эти названия кружились у меня в голове, вспыхивали и гасли, точно пляшущие огоньки на болоте. Может, и ночные визиты демона-любовника — всего лишь первый звонок, предупреждающий, что я медленно, но верно схожу с ума?

Словно в подтверждение этого строчки вдруг стали расплываться у меня перед глазами. Кажется, нечеткое зрение — один из симптомов приближающегося приступа… Закрыв глаза, я уронила голову на стол. Прохладная поверхность полированного дерева слегка остудила мой пылающий лоб. Неудивительно, что тот студент так и уснул тут, подумала я, вспомнив свое последнее посещение библиотеки. Трудно представить себе более идеальное место, чтобы выспаться, — в библиотеке стояла блаженная тишина, нарушаемая только смутным гулом кондиционеров, напоминающим негромкий рокот прибоя…

Должно быть, я уснула. Я вдруг оказалась среди толпы, медленно бредущей по нескончаемому лугу. Ноги болели так, как будто я прошла уже много миль. Опустив глаза, я заметила, что мои босые ступни увязают в мокрой траве. Исцарапанные ноги кровоточили, одежда была изодрана в клочья. Внезапно я запаниковала. Откуда эта кровь? На моем теле не должно быть никаких царапин! Внезапно у меня подкосились ноги. Я начала падать… как будто сознание собственной уязвимости лишило меня остатков сил. Хорошо бы прилечь… прямо тут, в мокрой от росы траве, свернуться калачиком и уснуть, мелькнуло у меня в голове. Меня не пугала даже мысль оказаться под ногами у всей этой толпы (я прекрасно понимала, что никому и в голову не придет остановиться из-за меня), позволить сотням, может, даже тысячам ног пройти по мне, затоптать меня в землю, сделав меня частью ее. Упав на землю, я услышала грохот подков. Всадники, промелькнуло у меня в голове. Я поняла, что рано или поздно копыта лошадей превратят мое тело в пыль. Вот и хорошо, прах к праху… Внезапно чья-то тень упала мне на лицо. Я с трудом подняла глаза — из тумана выплыла фигура всадника на белом коне. Нагнувшись, он протягивал мне руку. Я с трудом заставила себя оторвать от земли голову — и увидела устремленный на меня взгляд темных глаз…