Так вот, в этом селе нашелся враждебно настроенный по отношению к советской власти молдаванин по прозвищу Папуша, из бывших камнерезов и по совместительству контрабандистов. Он-то и объяснил любопытствующему румынскому офицеру, что если по расположенному в балке и почти неприметному «лисьему лазу» войти в катакомбы, то, пробираясь где ползком, а где на «полусогнутых», легко можно оставить позади себя линию фронта. Затем, преодолев ночью километра два по тыловой степной долине, войти в другой неприметный лаз, чтобы по подземным ходам добраться почти до самого моря. Словом, оказаться южнее некогда облюбованного морскими контрабандистами хутора Шицли, расположенного в той же долине, что и какой-то секретный военный объект русских.

Правда, Папуша заявил, что те катакомбы он знает плохо, но обещал, что сведет румынских разведчиков с одним пугливым, богобоязненным старичком, который когда-то тоже с контрабандистами якшался.

Подполковник тут же нашел на карте хутор Шицли и открыл для себя, что эта бывшая немецкая колония расположена буквально в каких-нибудь трех километрах от береговой батареи, которой так заинтересовались в разведотделе штаба армии. Интерес к катакомбам у него сразу же возрос, поэтому расщедрился для камнереза на несколько сигарет и плитку немецкого шоколада.

Сам он плохо представлял себе, что такое катакомбы, но со слов Папуши уяснил, что пробираться по этим подземным лабиринтам в полной темноте очень сложно. Там нетрудно заблудиться и погибнуть или же просто запаниковать, поэтому с большим войском в подземелья лучше не ходить, а вот небольшую группу Папуша может провести, куда надо. За вознаграждение, естественно.

Как впоследствии, уже из допросов командира группы, выяснилось, в образе празднолюбопытствующего офицера представал начальник разведотдела 15-й румынской пехотной дивизии подполковник Мунтяну. Зная, что этим участком интересуются и румынская, и германская разведка, он тут же связался по рации с Тирасполем. В тот же день у села приземлился небольшой транспортный самолетик, на борту которого прибыли диверсанты во главе со штандартенфюрером СС Вольфгангом Кренцем. Вместе с ними из самолетного чрева вышла и какая-то красивая женщина в мундире обер-лейтенанта, которая прекрасно владела русским языком и о которой было известно только, что это баронесса фон Лозицки и что она является офицером абвера.

С благословения штандартенфюрера и баронессы как раз и началась разведывательно-диверсионная операция «Крот», целью которой было внезапным ночным нападением захватить мощную батарею, направив все ее береговые и полевые орудия в район прорыва линии фронта. Затем дальнобойные орудия должны были ударить своими почти стокилограммовыми снарядами по порту и боевым порядкам русских, заодно уничтожив и 29-ю береговую батарею 203-мм орудий, которая охраняла ближние подступы к городу, и рядом с которой располагался штаб 42-го отдельного артиллерийского дивизиона.

Диверсионной группе предстояло прежде всего пройти и надежно обозначить маршрут следования, а также разведать обстановку в районе батареи. По ее следам должны были перебросить две пехотные роты и артиллерийский взвод. Готовя эту операцию, командование явно торопилось. Свое торжественное вхождение в Одессу – которой уже была уготована судьба новой столицы Транснистрии вместо далекого безликого Тирасполя – главнокомандующий Антонеску наметил на 23 августа. До указанного срока оставалось всего одиннадцать дней. Ну а после того, как в городе пройдет «военный парад победителей», береговая батарея должна была охранять его, пресекая все попытки советских кораблей приблизиться к одесской гавани.

– Радист ваш – из бывших белогвардейцев? – спросил Гродов пленного, взглянув при этом на часы. Звонить полковнику Бекетову или командиру дивизиона было слишком рано. – Он русский, украинец?

– Тоже молдаванин, как и я, – неохотно объяснил пленный. – И фамилия его – Корнелиуш.

22

Гродов подумал, что впутывать в эту историю командира дивизиона пока что не стоит. Другое дело – Бекетов, однако и с ним действительно стоит повременить. Для начала нужно еще хотя бы одного из бойцов этой группы захватить живьем – лучше всего командира или радиста. Кто знает, возможно, контрразведка сумеет затем перевербовать его и каким-то образом использовать?

– Когда я спросил о командире группы, – продолжил он допрос пленного, – ты, солдат, ответил как-то поспешно и слишком уж неубедительно. Ну-ка еще раз попытайся вспомнить. Ведь наверняка слышал, как его зовут, а затем сумел определить, кто он по национальности, в каком чине и вообще, что он собой представляет. Разведчик ты, в конце концов, или так себе, хвост собачий?!

– Это какой-то капитан, которого только дня четыре назад перебросили в Тирасполь из Румынии, а затем, уже вместе с нами, из Тирасполя – сюда, под Березовку. Кем он там у них числится, не знаю: то ли известный разведчик, то ли просто артиллерийский офицер, который после захвата нашими, румынами, то есть, – поспешно уточнил Боцу, – батареи способен быстро развернуть ваши пушки, чтобы ударить по городу и порту…

– Одно другого не исключает: этот капитан может быть и артиллеристом, и разведчиком, – объяснил ему Дмитрий, чувствуя себя в какой-то степени задетым. Он ведь и сам – то ли просто артиллерийский офицер, то ли контрразведчик.

– Может, и так, может, и так, – поспешно согласился лазутчик.

– Так ты, значит, решил, что по военной профессии своей он – артиллерист?

– Точно, артиллерист. Он и будет командовать батареей после ее захвата. Во всяком случае, в течение какого-то времени… будет командовать.

– И наверняка неплохо владеет русским?

– Точно, владеет. Вот только фамилию его призабыл, между собой мы называли его просто «капитаном».

– Забыть фамилию командира, с которым идешь за линию фронта?! Такого не может быть.

– Ну ты, мамалыга недоваренная! Напряги наконец мозги свои, пока тебя по-доброму просят, – нажал на пленного доселе отмалчивавшийся мичман Юраш. – Только врать не вздумай.

Ничуточку не испугавшись, поскольку понимал, что находится под защитой офицера, пленный все-таки натужно, по-крестьянски поскреб ногтями лоб.

– Как же его нам представляли? Ведь представляли же как-то! Зачем мне скрывать его имя? Какой в этом толк?

– Ты меньше болтай! – рявкнул на него мичман, перед самым носом грохнув кулаком по столу. – Ты мозгами, мозгами поскрипывай!

– Фамилия такая странноватая, редкая… Олтяну, кажется? – съежившись от страха, мучительно вспоминал лазутчик. – Точно, капитан Олтяну! Когда нам зачитывали приказ, то в нем он так и назван был – «капитан Штефан Олтяну».

Ни лазутчик, ни все остальные, кто находился сейчас в караулке, так и не поняли, почему, услышав это имя, Гродов привалился к спинке стула и, запрокинув голову, коротко, негромко расхохотался.

– Вот что такое судьба, от которой, как говорится во всяком там чернокнижии, никуда не уйти.

Пленный недоуменно смотрел на Гродова и не знал, как ему реагировать на слова этого русского.