Под бальной залой был широкий, длинный, теряющийся вдали коридор. И здесь горели свечи - но только вдоль одной стены. Вдоль другой, на высоких, в рост человека, железных подставках, белели человеческие черепа. Гости, - и мужчины, и дамы, покатились, полуиспуганно-полувосторженно охая, туда, куда их уводил коридор. Возле Дюка и Бэнсона как-то сама собой образовалась компания из восьми человек. На одном из них был старомодный, засаленный, с квадратными длинными фалдами фрак. «Это - Длинный Сюртук», - понял Бэнсон. Компания медленно пошла вдоль подставок.

– О, этот я знаю, - произнёс кто-то, пытаясь разорвать пошире вырезы для глаз в своей маске. - Он принадлежал одному дураку-доктору в Дании, которому достался в наследство, и у которого Дюков агент выкупил его за девять крон.

– Да, - ответили ему, - а Дюка просили продать его уже за полмиллиона. Это череп сармата.

Предметом обсуждения был череп небывалой формы, высоко вытянутый вверх, словно огородный кабачок, по странной прихоти природы выросший белым среди своих зелёных собратьев.

Вспыхнул говорок, напряжённый и торопливый:

– И Дюк не продал?

– Как видишь.

– А сейчас?

– Это не единственный шедевр. Пожалуйте дальше, господа.

– Нет, а сейчас?

– Что сейчас?

– Не продашь?

– Этот - нет.

– Но за хорошие деньги, Дюк!

– Нет. Не думаю. Вряд ли.

– «Вряд ли» - это не «нет»!

– Не цепляйся к словам.

– Или меняться?

– На твой, что в дубовом ларце, на голову короля…

– Молчи!

– Да перестань. Все знают, что у тебя есть Людовик.

– Молчи!!

– Полно вам, джентльмены. Идёмте-ка дальше.

Процессия медленно двигалась, медленно покачивалось пламя свечей. Коллекционеры оценивали, постанывали, охали, торговались.

– Это же надо! Вторая сотня пошла!

– Это же надо! Смотрите, какой уникум! Шлем впаялся в кость? Точно!

– О, какая челюсть!

– Да, а шлем - с позолотой, и сохранился прекрасно!

– Да, это брильянт. Дюк, отдашь за четыреста тысяч?

– Нет.

«А Тайверту дал тысячу за него».

– Четыреста пятьдесят!…

– В общем-то, Дюк, неплохо. Почти триста голов, и среди них есть десяток бесценных. Но это ведь только полсюрприза? Не так ли?

– Откуда ты знаешь?

– У тебя - свои агенты, у меня - свои. Не зря ведь ты язык Тайверту вырвал.

– Это не я. Это - его конкуренты. А вторая половина сюрприза - вот здесь.

Компания подошла к пересечению со вторым коридором. Направо виднелся ярко освещённый, с невысоким потолком подвал, где собрались все ушедшие вперёд гости, и где сновали карлик и карлица, с половником и бочонком. (Они громко пищали, что, пока все не выпьют по кубку, путешествие не возобновится.) Прямо - продолжался уже пройденный коридор. А налево, в глубокой нише, виднелась дверь, которую Дюк отпер ключом. Коллекционеры вошли.

– А-а!! - закричал, застонал один из них. - Всё-таки правда!

– Да! - подхватил кто-то. - Дюк! Негодяй! Как ты сумел? Ведь правда! Правда!

Все быстро зашагали вперёд.

– Что правда? - поинтересовался вполголоса Бэнсон.

– То, - с невыразимым счастьем в дрогнувшем голосе ответствовал Дюк, - что коллекция горбуна Крэка - моя!

И он, вытянув из-за ворота, показал висящий на цепочке ключ, который Бэнсон принёс ему из простреленного мушкетными пулями экипажа.

– Вот он! О-о!… - донёсся до них горестный выкрик.

Компания остановилась возле огромного черепа гигантского получеловека-полуобезьяны, с человеческими, вроде бы, глазницами и челюстью, но и с длинными, явно звериными клыками. Размерами череп был втрое больше любого из выставленных на подставках.

– Вот он, главный раритет* (* Рарит е т - уникальная редкость, единственный в своём роде предмет.) коллекции Крэка, - пробормотал кто-то. - Да, Дюк. Сделал ты финт. Теперь жизни не хватит, чтобы тебя переплюнуть.

– Ну что вы встали здесь, - деланно равнодушным тоном ответил хозяин имения. - Разве не хотите взглянуть на чёрный?

– Да! Да! Да! Он что, тоже здесь? Я слышал, что Крэк его вроде сменял.

– Как? На что?

– Отдал одному африканскому вождю за дюжину чёрных маленьких девочек.

– Где чёрные девочки - я не знаю, - не сумев-таки скрыть ликования, сказал Дюк. - А чёрный череп, он - вот!

Действительно, на подставке стоял прекрасно сохранившийся, по-видимому, очень древний череп, как будто бы выточенный из куска горного угля.

– Я слыхал, что его много раз проверяли, не покрашен ли.

– Я тоже проверил, - сообщил Дюк. - Видишь - распил? Внутри кость такая же чёрная.

– Не продашь?…

Мёртвая галерея закончилась. Закончился и коридор. Гости с видимой неохотой повернули назад, и здесь Дюк ещё раз всех поразил.

– Есть и третья частица сюрприза, - сказал он.

– Что? Какая?

И Дюк, шагнув, стянул ткань с незамеченного никем, стоящего у стены манекена. Но это оказался не манекен. Надетый на железный штырь здесь стоял уродливый скелетик, похожий чем-то на согнувшуюся обезьянку.

– Это же… - ошеломлённо проговорил кто-то… - Горбун!

– Именно так, джентльмены. Недавно усопший бедный наш мистер Крэк, собственной персоной. Так сказать - и коллекция, и её бывший владелец.

– Чёрт побери тебя, Дюк! И как ты сумел такое выдумать!

– Да, и могилу… Хотя, кто раскопал могилу, предположить не трудно.

– Чёрт! А ведь могу биться об заклад, джентльмены, что Крэк сам пожелал бы себе такой участи! Теперь он не только бывший владелец коллекции. Теперь он - вечный владелец!

– Дюк! Прикажи принести сюда вина! Я желаю с ним выпить.

– Верно! Давай вина, Дюк! Я хочу выпить с Крэком на брудершафт!

– И я! И я выпью с этим теперь уже не опасным, злопамятным старикашкой!

– Змей. Сходи за вином.

Утром легли спать, но Бэнсон не спал. Лёжа у двери Дюковой спальни, он смотрел в потолок, и перед глазами его проплывали картины минувшей неописуемой ночи. Вновь и вновь по коридору текли перед ним изрядно опьяневшие гости. Он видел, как явился им в одной из ниш лежащий на наклонённом щите приколотый к нему Ричард, - ещё одна сумасшедшая выходка Дюка. Как дамы опрометчиво проверяли - действительно ли это труп, или же просто страшная кукла, - проверяли и падали в обморок. Как после невиданной, дикой экскурсии вдоль черепов, где были и головы совсем ещё недавно живших людей, убитых на заказ Глустором, все уселись за ломившиеся от яств столы и до утра жрали и пили - так, что очень многих Бэнсону пришлось просто грузить в их кареты. Но больше всего мучил телохранителя услышанный им деловой разговор.