Но несмотря на облегчение, которое я испытала, избежав брачного ложа, меня все же разбирала злость: Джулию посвятили в интригу, а меня – не сочли нужным. Как всегда: она знала мои дела лучше меня самой, вечно совала нос в те вещи, которые ее не касались.

Мурилла устроилась на своем тюфяке на полу, а Пантализея, подоткнув мне одеяло, спросила:

– Мне остаться?

Она чувствовала мое беспокойство, и когда я кивнула, забралась на кровать.

Я прижалась к ее груди, а она погладила мои волосы и тихонько запела колыбельную.

Я забылась сном, осознавая, что ничего в моей жизни не изменилось.

По-прежнему я оставалась скорее дочерью папы римского, а до жены мне еще было далеко. Вот только теперь я знала: от навязчивой власти Джулии пора избавляться.

Джованни поселился в пустующем крыле по другую сторону cortile, но виделись мы редко. По большей части встречались по утрам, когда он, полностью одетый, в сопровождении слуг появлялся после завтрака из своих апартаментов. Мы обменивались любезностями, и он отправлялся на охоту или на конную прогулку, если не требовался папочке для официальных церемоний.

Одним из таких случаев стало прибытие королевского посольства из Испании. В год возвышения моего отца генуэзский мореплаватель по имени Христофор Колумб заручился поддержкой королевы Изабеллы и отправился в плавание за океан. Он вернулся с триумфом и сообщил об открытии им нового мира. Я слышала о его судьбоносном плавании, но почти не думала об этом, пока папочка не пригласил нас на прием по случаю приезда испанского посольства и получения давно ожидаемой грамоты на герцогство Гандия для Хуана.

Как и всегда, Испания грызлась с Португалией – на сей раз за право собственности на новый мир, куда португальский король поспешил отправить собственную экспедицию. И теперь испанский посол привез петицию королевы Изабеллы, которая просила, чтобы папочка согласился на компромисс. А он при всех выбранил наскоро сляпанную карту, привезенную послом, согласно которой все земли к западу и югу от той, что была обнаружена Колумбом, отходили к Испании, а все остальное – первому, кто туда прибудет. Посол явно был недоволен, что-то взволнованно бормотал папочке, но тот резко оборвал его:

– При всем моем уважении к их католическим величествам, я не могу позволить им предъявлять права на то, что им еще не принадлежит.

После этих слов он уселся на своем возвышении, чтобы благословить последующую церемонию возведения Хуана в герцогское достоинство.

Пожалуй, будь у посла такие полномочия, он отозвал бы герцогскую грамоту Хуана. Но таких полномочий у него не было, а потому он только смотрел с негодованием, как мой брат одним росчерком пера подмахнул документ, даже не дав себе труда прочесть его. Мне пришлось прятать ухмылку. Хуан с детства избегал какого-либо чтения, объявляя мою и Чезаре приверженность к книгам бабской забавой. К моему удивлению, несмотря на приступы напыщенности, он и теперь вел себя как в детстве. Он уже был готов провозгласить себя кастильским грандом, когда испанский посол жестко сказал:

– Ее величество королева Изабелла будет рада приветствовать дона Хуана Борджиа, герцога Гандия, в его имении в Кастилии. Но у нее есть к вам одна просьба.

Тишина воцарилась в зале. Папочка на своем возвышении поморщился:

– Просьба? Разве мы только что не даровали ее величеству права на землю за океаном?

– Мы вам крайне признательны, ваше святейшество, – ответил посол, и Чезаре, сидевший рядом со мной, напрягся, услышав елейный тон испанца. – Однако до ее величества дошел тревожный слух, что ваше святейшество намеревается предоставить убежище высланным ею евреям. Она озабочена, поскольку эти люди отказались повиноваться ее указу и бежали в ваши земли, хотя королева предлагала им возмещение убытков, если только они ответят на ее просьбу.

– Которая требует, чтобы они отказались от своей веры, – прорычал папочка. – Нам известен указ ее величества, доказывающий ее неизмеримое благоговение перед нашей Святой церковью. И тем не менее мне кажется, ей следует напомнить, что она здесь не правит. Как мне поступать с евреями в моих землях – мое дело.

– Они еретики, про́клятые за убийство нашего Спасителя! – вскричал посол с пугающей страстностью, которая эхом разнеслась по залу. – Ваше святейшество – избранный представитель Христа. Вы не можете позволить им войти в Вечный город.

– Вы их видели? – Чезаре, в своих алых одеяниях, вскочил на ноги.

Все в зале с удивлением посмотрели на него: никто не ожидал такой пугающей вспышки, включая и папочку, который стал еще мрачнее.

Посол хмыкнул.

– Видел их? – повторил он, словно не веря собственным ушам.

– Да. Вы их видели? Вы знаете про их обстоятельства? Если бы знали, то у вас не было бы причин для сетований. Уж скорее сетовать должны были бы мы, потому что королева вышвырнула их из Испании прямо к нам на порог. Я посетил их лагерь на Аппиевой дороге, сеньор. Вы и представить себе не можете более ужасающего зрелища. Они обосновались в полях, как животные, и я понять не могу, как у них душа держится в теле. Некоторые живут там почти год, пробираются в Рим из любого порта, который разрешает им высадиться. Мы хотим только облегчить их положение, потому что они теперь болеют лихорадкой и их отходы загрязняют воды, текущие в Рим. Или ее величество желает, чтобы на всех здешних христиан напал мор?

– Не понимаю, с какого бока это может иметь отношение к ее величеству. Его святейшество сам впустил сюда этих евреев. Разве не он теперь несет ответственность за их благополучие?

Чезаре в ярости сделал шаг вперед:

– Мы отправляли без счета посланников ее величеству по этому поводу, и вам это прекрасно известно. Мы просили ее прекратить возмущаться и признать наше право принять на себя заботы о них. Но ее величество настаивает, что испанские евреи остаются ее подданными и должны подчиняться ее требованиям.

– Ее величество права! – Посол поднял свой заостренный подбородок. – Однако, если вас это так волнует, вам нужно только отправить их назад к нам. У нас есть способ решить вопрос, ибо у нас есть инквизиция, реорганизованная ее величеством по разрешению предшественника его святейшества.

Чезаре коротко хохотнул:

– И она сожжет всех, кто откажется исполнять ее волю?

– Хватит! – рявкнул папочка, и Чезаре замолчал. – Его высокопреосвященством кардиналом Валенсии движет сострадание, – обратился он к послу. – Передайте ее величеству, что мы учтем ее озабоченность.

Посол поклонился:

– Спасибо, ваше святейшество. Ее величество желает выразить свою признательность за ваше понимание и предложить его милости герцогу Гандия руку доньи Марии Энрикес, племянницы ее мужа, короля Фернандо.

И если лицо Хуана вспыхнуло от перспективы получить и титул, и невесту, то Чезаре смотрел на отца с потрясенным недоумением.