- Какой нерешительный! - недовольно проговорила, и Отшельник с болью заметил, что даже голос у девушки стал другим - низким и глубоким. - Придется, как обычно, все делать самой!

Она сделала к нему шаг, и северянин еле сдержался, чтобы не отшатнуться.

- Боишься? - насмешкой засеребрился голос.

Помотал головой.

- Тогда почему не смотришь в глаза?

Протянула пахнущую пчелиным воском руку, приподняла его голову за подбородок.

- Смотри! - приказала, и он не смог противиться силе её голоса.

Холодный голубой свет, льющийся из глаз девушки, замораживал своей нечеловеческой красотой. Он не был однородным. В глубине мелькали тени, вспыхивали и гасли искры, рождались и умирали вселенные. Отшельник потянулся, все глубже погружаясь в сине-лазуревую бесконечность. Туда, где закручивались спиралями чудовищные энергии, где проскакивали белые ветвистые молнии, туда, где теряли силу законы материи.

- Достаточно, - сильный толчок в грудь отшвырнул на пару метров, чувствительно приложил об стену. Сверху печально загремел таз, качаясь на гвозде.

- Мал еще. Подрасти немного, - усмехнулась девушка, и Отшельника с ошеломляющей ясностью приложило понимание, что перед ним сейчас некто во много раз старше, мудрее и любовные игры его волнуют в последнюю очередь.

Он встал, поправил нож на поясе. Надо было успокоиться, собраться с мыслями…

- Красивый, - приветливо улыбнулась, снова став другой. На этот раз перед ним жеманно хлопала ресницами юная кокетка, - девочке очень повезло. У вас получатся отличные дети.

«Дети?» - он судорожно сглотнул.

- Рада, что тебе она нравится. Ой, не красней, так даже лучше. Люблю счастливые пары.

Тонкая белая рука коснулась пуговицы рубашки в районе груди и медленно её расстегнула.

«Подбородок!» - приказал он себе, возвращая соскользнувший вниз взгляд.

Серебристый смех показал, что его маневр оценили.

- Даже не посмотришь? - еще одна пуговица оказалась расстегнутой. - Там есть на что посмотреть!

Если бы кто-то посмел ему намекнуть о симпатии к Айрин, он бы возмутился и попытался все опровергнуть. И еще долго не отдавал бы себе отчета в том, почему его тянет к девушке, наивно веря, что его забота ограничивается лишь желанием вернуть заблудшую ледяную на родину предков.

И сейчас, стараясь удержаться от стоящего перед ним искушения, он вспоминал их первую встречу. Воскрешал перед глазами облик вытащенного на тропинку и крайне недовольного этим, взъерошенного воробушка - короткие волосы, с застрявшими в них иголками и лесным мусором, светло-голубые глаза, тонкие черты лица и упрямый, гордо вздернутый подборок. Вспоминал восхищение, промелькнувшее в голубых глазах, и сменившее его после обвинения в шпионаже настороженное презрение.

Вспоминал проснувшееся в душе уважение после долгого и быстрого перехода по лесу. У воробушка оказался стальной характер. Девушка не жаловалась, не старалась облегчить свою участь, стоически перенося плен. Другая бы на её месте закатила истерику, пытаясь доказать, что она - ледяная. И он, конечно же, ей не поверил. При такой внешности отсутствие дара буквально вопило об обмане.

Ночью, когда они почуяли присутствие льолдов, он первым делом блокировал Айрин. Слишком подозрительным казалась их встреча в лесу, слишком невероятным было последующее появление льолдов. Совпадение? Он давно в них не верил.

Но девушка не делала попыток освободиться. Лежала, молча глядя в черное небо, а он с замиранием сердца смотрел, как в её глазах начинают отражаться звезды и серебристо-голубыми искрами просыпается дар.

Удивление? Нет, пожалуй, полное замешательство и первая реакция - не может такого быть, потому что быть не может. Но искрам было наплевать на его мнение, они, словно насмехаясь, продолжали мерцать, сводя с ума своим блеском.

А затем мысли ушли совсем в другую сторону. Помешательство решило поиграть с ним в новую игру. И как-то внезапно стало не все равно, что под ним мягкое женское тело и теплое дыхание щекочет ладонь. Он ощущал её запах: острую смесь кострового дыма, осеннего леса и еще чего-то неуловимо женского, дразнящего и будоражащего кровь.

Тогда он списал все на долгое воздержание, но воспоминание об их вынужденной близости преследовало его всю оставшуюся ночь и утро и лишь днем отпустило, сменившись картиной изломанного, впечатывающегося в забор тела.

Ему доводилось терять людей. Война не бывает милосердной, но почему-то сегодня боль от потери казалось пугающе острой. Поднимаясь с земли, куда его зашвырнула взрывная волна, он почти не чувствовал полученных ушибов и синяков, другая боль оказалась сильнее. Она раскаленной иглой сидела в сердце, и он не мог заставить себя пойти туда, чтобы убедиться, проверить. И лишь когда Сойка крикнул: «Жива!» его отпустило, он закачался на ослабевших ногах и несколько долгих секунд приходил в себя.

Потом были изнуряющие расчистки дороги, и он нагружал тело, очищая тяжелой работой голову. И все должно было идти по плану. Должно…

В комнате сильнее пахло плавящимся воском свечей. Было жарко и давно следовало скинуть плащ, но Отшельник боялся шевелиться. Неподвижность была его защитой, пусть слабой и временной, но защитой.

Последняя пуговица на рубашке. И ткань светлой птицей спланировала на пол, открывая ему совершенство. Надо было закрыть глаза, отвернуться, но он застыл, не в силах отвести взгляд. Небольшие, но упругие груди, с горошинками напрягшихся сосков, плоский живот. По-мальчишески подтянутая фигура, ему такие всегда нравились. Ниже не смотрел, но и этого ему хватило, чтобы ощутить, как пересохло в горле, как сильнее забилось сердце и напрягся низ живота.

Девушка постояла, наслаждаясь произведенным впечатлением, затем скользнула за спину, прижалась, и он едва сдержал стон от накатившего желания. Вожделение ударило по нервам, плавя последние преграды.

Она обняла его, потянулась к застежке плаща…

- Нет, - скрипнул зубами и перехватил её руки, накрыв ладонями, - это будет нечестно по отношению к ней.

- Глупый, благородный мальчик, - мурлыкнули сзади, и девушка сильнее вжалась в него, потерлась бедрами, - так и будем упрямиться?

- Буду, - хрипло ответил, со страхом ощущая, как остро реагирует тело на ласку, как наслаждение затуманивает мозг, хороня остатки совести.

- Ну, хорошо, - недовольно протянули за спиной. На столе задрожали огоньки свечей, и в комнате ощутимо похолодало, - ты сам это выбрал. Девочка ничего не будет помнить утром, доволен? Только учти, она останется чужой, и её доверие придется завоевывать. Видишь ли, милый, любовь без доверия растет плохо. Согласен?

- Нет, - повторил, прекрасно понимая, что удар в спину он отразить не сможет. И несмотря на зажатые в его ладонях руки, стоящее за спиной существо справится с ним играючи.