В начале апреля 1989 года заведующий Общим отделом ЦК В. И. Болдин затребовал секретные статьи пакта. Через некоторое время документы возвратились с указанием: никому никаких справок не давать. На конверте Мошков сделал запись о том, что документы были доложены В. И. Болдину.

Однако М. С. Горбачев на I съезде народных депутатов СССР 1 июня 1989 года, отвечая на вопрос о подлинниках секретных статей пакта, заявил: “Мы занимаемся этим вопросом. Подлинников нет, есть копии, с чего – неизвестно”. Через некоторое время меня вызвал Мошков.

– Положение очень серьезное, – сказал он, – руководство спрашивает наше мнение о возможности уничтожения этих документов.

– Но о существовании подлинников знают некоторые сотрудники…

– Возьмем подписку о неразглашении.

После обсуждения пришли к решению доложить В. И. Болдину о нашем отрицательном отношении к данному предложению. В. И. Болдин выслушал наши доводы и не настаивал. Казалось, что документы надежно спрятаны в закрытом пакете. Но в обществе происходили серьезные перемены, события развивались стремительно.

Прошли “дни ГКЧП”. Во второй половине декабря 1991 года, перед самым уходом с поста президента СССР в Архиве Политбюро появился Михаил Горбачев в сопровождении помощника и охраны. Его прихода здесь ждали: на сдвинутых во всю длину комнаты столах лежали документы, составляющие особую государственную тайну. Речь шла о надежном их сохранении от возможной утраты при смене власти. Выбрав удобный момент, задаю вопрос М. С. Горбачеву:

– Михаил Сергеевич, везде говорилось, что подлинники секретных статей пакта в архиве не обнаружены, а они хранятся здесь, и мы о них знаем.

– Ну что ж, – ответил М. С. Горбачев, – мы же объявили их с самого начала недействительными.

Михаил Сергеевич ушел, а мы вскоре получили распоряжение от руководства срочно передать документы “Особой папки” в Архив Генштаба. За два-три дня в опломбированных мешках документы перевезли в здание Министерства обороны. Прошло немного времени, и от нового начальства мы получили указание вернуть все на старое место, что было так же оперативно исполнено. (?)

В октябре 1992 года средства массовой информации на весь мир заявили, что подлинники секретных статей пакта 1939 года наконец-то найдены, и тогда же состоялась их публикация наряду с другими рассекреченными документами. Так закончилась эпоха документов с грифом “Особая папка” и закрытых пакетов, ставших теперь достоянием истории»[48].

Отсюда для меня следует один очень важный вывод. По крайней мере, в брежневский период никакой «остроты» вокруг этих документов не существовало и в помине. По гораздо более острым проблемам Общий отдел ЦК информировал членов и кандидатов в члены Политбюро безо всякой утайки, хотя, как правило, и не вдавался при этом в детали. А если это так, то на сделанные и МИДом, и КГБ, и Международным отделом ЦК запросы обязательно последовал бы хоть какой-то вразумительный отклик вместо непонятной, плохо аргументированной и слабо мотивированной «игры в несознанку» работников Общего отдела.

Первыми, кто «пощупал секретные протоколы своими руками» и впоследствии публично засвидетельствовали это, стали заведующие Общим отделом ЦК А. И. Лукьянов и В. И. Болдин. До сих пор не понимаю, зачем Валерию Ивановичу понадобилось приводить в статье «Над пропастью во лжи» вот это изображение служебной записки А. И. Лукьянова? Кого он тем самым хотел вывести на чистую воду – Горбачева или Лукьянова[49]?

И вообще, как оказалась у вчерашнего узника Матросской тишины, у подследственного по делу ГКЧП эта записка? Хранил он ее у себя дома, что ли, проходя подозреваемым по подрасстрельной статье «Измена Родине»? Чушь, да и с какой целью? Дал «по старой дружбе» кто-то из работников «Особой папки»? Маловероятно, кто станет рисковать и подвергать свою служебную карьеру опасности, передавая служебный материал человеку, обвиняемому в измене Родине? Из текста этой записки, кстати, вовсе не следует, что речь идет именно о «секретных протоколах». Смотрите сами.

Даже если допустить, что лишь «сверхбдительный» М. С. Горбачев внезапно озаботился недопустимо либеральным режимом хранения «секретных протоколов» в «Особой папке» и дал В. И. Болдину указание сконцентрировать все документы в едином месте – в закрытом пакете № 34, – все равно получается очевидная нескладуха. Ведь тогда в этот пакет должна была бы попасть не разная архивная макулатура, но также недавно рассекреченные записи бесед И. В. Сталина и В. М. Молотова с тем же И. Риббентропом. И уж вовсе нечего там было делать этой пресловутой «карте» с подписями Сталина и Риббентропа, которая никогда и никакого секрета для окружающих не представляла, ибо она относилась не к пакту, а к другому советско-германскому договору, была в нем прямо поименована и составляла его неотъемлемую часть с подробным описанием самой линии разграничения на местности.

Непонятный крутеж происходит и вокруг официальных публикаций этих материалов. Вроде бы все они включены в официальные сборники МИД РФ, но вот ознакомиться с ними без особых усилий вам не удастся. Я убедился в этом на собственном горьком опыте, когда безуспешно пытался получить нужные мне тома мидовского сборника не где-то, а в Парламентской библиотеке Федерального Собрания РФ. Кстати, официальной публикации самого последнего из подборки «секретных протоколов» – от 10 января 1941 года – в сборнике просто-напросто нет, в хронологии опубликованных материалов он почему-то пропущен. Нет в мидовском сборнике даты «10 января 1941 года», и все тут. Как сие прикажете понимать, господа российские архивисты, ярые поборники «исторической правды»?

Короче говоря, происками потусторонних сил и скрытых недругов Отечества ситуацию здесь вряд ли прояснишь, а кивать на того же М. С. Горбачева или А. А. Громыко в данном конкретном случае, по-моему, абсолютно бесполезно. Официально заявленные к существованию документы хранятся в официальном государственном архиве Российской Федерации, следовательно, Российское государство целиком и полностью в ответе за достоверность исторических материалов, хранящихся в ее фондах. Давно пора вытаскивать их на свет Божий в посрамление заядлых скептиков типа автора этих строк.

То, что в документальных, подчеркиваю особо – именно документальных материалах отечественных архивов наличествует все: и чистая правда, и полуправда, и четверть правды, и внешне объективистская, но все же неправда, и хорошо замаскированная ложь, и ложь наглая и неприкрытая, – знаю об этом не понаслышке.

В свое время по указанию В. А. Крючкова начальнику Секретариата КГБ В. И. Жижину и мне, в тот период его заместителю и руководителю «Особой папки», довелось перелопатить горы различных, главным образом архивных, материалов нашего ведомства эпох Семичастного – Андропова – Федорчука – Чебрикова. Там, например, можно было наглядно увидеть, какие лихие штуки вытворялись свояком Л. И. Брежнева, первым зампредом КГБ Г. К. Циневым, из-за которых впоследствии серьезно пострадало руководство военной контрразведки.

А ведь в основе многих этих «лихачеств», в качестве первоначального их импульса лежали откровенно лживые или недостаточно проверенные факты и документальные свидетельства, а также составленные на их основе служебные материалы, которые почему-то «ласточкой» летели до