– Уничтожил, – эхом отозвался Сава.

Он вновь посмотрел в сторону мрачного коридора. Оттуда тянуло стылым холодом.

Дикий перехватил взгляд мужчины.

– Притягивает, да? Я знаю. Прямо как магнит. Я это вижу по твоему глазу.

Он перестал улыбаться, и его лицо приняло каменно-торжественное выражение.

– Это место не зря выбрано. Оно отмечено, парень. Если хочешь, дланью Господней.

Сава с усилием сглотнул плотный ком в глотке.

– Не сейчас, – выдавил он из себя, гадая, действительно ли он верит собственным словам. Где-то в закоулках мозга трепыхалась смутная мысль. Словно крохотная рыбка, бьющаяся на крючке. Вроде она уже не в воде, но и не в лодке, трепыхается где-то посредине в воздухе, окруженная обрывками тумана.

– Ну да, ну да, – закивал Дикий. Он упер руки в бок, всем своим видом показывая, что Саве тут больше делать нечего. Так и получилось.

Почесав кадык, егерь спросил, словно между прочим:

– Дорогу обратно найдешь? Тебе отдохнуть надо, а меня ждут дела.

Сава с трудом отвел взгляд от коридора. Теперь он вспомнил, что означала не дающая покоя мысль. Дергающаяся на крючке рыбка выскочила из пелены тумана, оказавшись в лодке, и теперь он мог ее хорошенько рассмотреть.

Как он сразу не обратил на это внимание?!

– Где Нос? Почему его нет среди моих «боевых товарищей»?

Дикий кисло улыбнулся:

– На кой тебе этот Нос сдался? Забудь уже о нем, Сава. Будь выше обстоятельств, тебе зачтется.

Сава почесал ухо:

– Ты говорил, что тебе нужны люди. И я тебе их привел.

– Сава, это не твоего ума дела, – сухо отозвался Дикий, начиная раздражаться. – Кажется, я тебе уже все объяснил.

– То есть Нос не при делах? Разве он не входит в число тех, кто тебе нужен? – с изумлением спросил Сава.

– Не входит, – отрезал егерь.

– Хорошо. Где он?

– Спит в моей гостиной.

Сава вздрогнул, его единственный глаз расширился. Если бы Дикий сейчас отвесил ему оплеуху, это произвело бы меньший эффект.

– Спит? – переспросил он, не веря своим ушам.

– Да, спит, – терпеливо повторил Дикий. – И на этом мы закрываем тему. Тем более что ты сам обосрался. Мы с тобой договаривались, что товар будет в порядке. А они все бэушные. Кто Зажиму руку сломал?

Сава сипло и отрывисто засмеялся.

– Дикий, если бы сегодня утром ты опоздал минут на пять, я вообще убил бы его. А потом убил бы тех двоих. Неужели ты ни хрена не соображаешь, в каком я был положении?!

– Мы уже все обсудили, – процедил Дикий. – А ты пилишь опилки от дров, которые давно сожгли, а пепел развеяли. И еще.

Он придвинулся вплотную к Саве.

– Если бы ты убил этих троих, тебе лучше было бы сброситься вниз с обрыва. Вместе со своей женой. Потому что вместо этих зэков я приволок бы сюда вас. Ясно, солнышко?

– Надеюсь, это неудачная шутка.

– Думай как хочешь.

– Почему ты так защищаешь Носа? – устало спросил Сава. – Этот отморозок очень опасен. А ты оставляешь его одного в доме! Там, где спит Олеся!

– Ну, во-первых, я закрыл гостиную.

– А во-вторых?

Дикий смерил Саву тяжелым, недобрым взглядом.

– А во-вторых, Нос не просто Нос. Это Александр Бойко, мой родной брат. И я выгрызу сердце любому, кто его тронет хоть пальцем.

* * *

Обратно Сава шел, словно окруженный вязким туманом.

«Брат?! Нос – брат Дикого?!»

Он тряс головой, словно подсознательно пытался избавиться от этой ошеломляющей новости, застрявшей занозой глубоко в мозгу.

Нет. Как это возможно?!

«Очень даже возможно. Тогда понятно, почему Дикий пошел на такой риск, ведь он убил одним выстрелом нескольких зайцев, – затараторил внутренний голос, будто оправдывая расчетливого егеря. – Он наконец заполнил свою теплицу. Вытащил из тюрьмы брата. Ну и, конечно, спас тебя с Олесей. Он на высоте. А ты в жопе».

Зайдя в дом, Сава остановился у запертой комнаты.

Если верить словам Дикого, за этой дверью находился Нос.

Он коснулся кованой ручки, сжал ее, осторожно толкнул дверь.

«Он спит», – всплыли в памяти слова егеря, и Сава с силой сжал челюсти. Так, что заныли зубы.

– Не сейчас, – прошептал он, с неохотой отпуская ручку.

Не сейчас.

Медленно ступая, он направился к Олесе.

Подходя к спальне, он услышал всхлипывающие звуки и торопливо распахнул дверь. Она сидела у окна и, хныча, пыталась содрать с лица повязку. Ей уже удалось снять несколько слоев бинта, растревожив рану. Снова показалась кровь.

Сава кинулся к ней.

– Все хорошо, – ласково заговорил он, прижимая женщину к себе. – Все позади, милая. Не надо.

– До… домой, Зэ…ня, – заикаясь, только и смогла выговорить она. – Домой… К Гене… К маме…

– Да, моя родная.

Сава гладил ее по голове, нашептывая на ухо нежности, и Олеся постепенно успокоилась.

– Больше не трогай бинты. Хорошо? Ты должна выздороветь, – сказал он, и женщина, помедлив, кивнула.

– Домой, – прошелестела она.

– Мы скоро уедем. Обещаю.

– К Гене?

Сава почувствовал, как внутри у него все сжалось.

– К Гене, – подтвердил он хрипловато, и голос его был преисполнен обреченной покорностью.

Как мог, он поправил повязку на лице любимой. Затем помог Олесе лечь в постель, а сам сел рядом.

– Ты хочешь чего-нибудь? Кушать? Пить? – тщательно выговаривая слова, спросил Сава, но она замотала головой.

– Я люблю тебя, – сказал он.

В громадных глазах женщины скользнуло отдаленное понимание.

– Давай споем песенку, родная. Давай? Твою любимую, – мягко предложил Сава, и Олеся, доверчиво прижав его исцарапанную ладонь к груди, кивнула.

– Ну, начинай, – тихо предложил мужчина.

Олеся моргнула, затем, шмыгнув носом, неуверенно произнесла:

– За окошком зацвела… Сиреневая веточка…

Она нахмурилась, словно вспоминая слова, и Сава ободряюще улыбнулся.

– В нашем классе появилась, – тихонько запел он. – Ну?

Олеся улыбнулась.

– Новенькая девочка. Платьице в цветочках, сапожки на замочках… Красивые косички…

Она замялась, с надеждой вглядываясь в лицо Савы.