Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Голова горит. Если бы кто-нибудь мне однажды сказал, что именно такой грозный свет сольется на меня с небес и рассыплет в прах мою жизнь, я бы не поверил и посчитал такого предсказателя лжецом. Я безмолвствую, когда душа моя в невыражаемом смятении. Взрыв какого-то внутреннего смеха — ироничного, отчаянного — раздается в сердце. Ощущаю горький привкус злодеяния, отчетливее и отчетливее представляя нынешнее положение. Связываю его с путями выхода и прихожу в ужас, будто я проснулся ото страшного сна и еще пытаюсь надеяться, что всё это нереальность.
— Чт-о-о? — бессознательно отвечаю я, сгибаясь сидя. Руки лихорадочно изворачиваются в судорогах. Я сжимаю ими лоб, чтобы остановить вереницу мыслей. Рассудок порождает ураган.
— Я хотел бы в это не поверить… — Он покрывает глаза руками, словно стирает слезы. Его дыхание такое беспокойное, что издается шум, как от паровоза. — Нам очень тяжело. И только ты нам поможешь, — с крайней степенью мольбы проговаривает он. — Только ты, — уже шепчет, впервые позволив себе выглядеть со стороны беспомощным, когда всегда показывал себя владыкой, захватывающим лидером, которого никто и ничто не может подорвать или изменить в нем чувство всевластия, присущее ему. — С твоим появлением шагов, деланных по клиникам мира, стало меньше. И дочка обрела свою значимость в этом мире.
Если я — свет ее исцеления, то должен быть прикован к ней? Но… как же так? Горькая насмешка судьбы. Почему именно я способен снижать уровень проявления в ней приступов? Чуткое сердце трепещет при мысли, что если я брошу её, то буду носить невыносимую тяжесть в душе. Но что будет, если я останусь с ней? Лишь беспредельное отчаяние.
Внутри меня идет борьба голосов на решение непосильной задачи: дать согласие и спасти сердце и жизнь навеки больной или противиться этому, но угробить свою душу, при этом не убить свою жизнь. Мысли борются, как будто с каким-то великаном. Судорога совести сводит тело.
— Нет… нет… подождите, как так? — живо перебираю я со стуком в сердце. — И?.. Я? Нет, что вы?! — с растерянным видом я издаю крик; оборванные нити размышлений не отклоняются от прежнего направления. — Я? — Слова вылетают бессвязно, стремительно. — Нет, я не смогу пойти на этот шаг и… Мне искренне ж-жаль, вы… вы… — Мозг утратил способность разумно мыслить, обнажив дальние угла разума.
Восклицаю в глубине души: «Это ниспослано мне судьбой? Где же благой свет?»
Состояние, близкое к обмороку. Тряхнув головой, с замиранием сердца, я смотрю на него безумным исступленным взглядом.
— Теперь ты понимаешь, каково отцу, когда его ребёнок болен? И когда только один человек способен излечить его, мы боремся за то, чтобы он остался в его жизни…
Глубокая убеждённость, что все то, что говорит Брендон, правда, просачивается в сердце.
— Нет, это невозможно, чтобы я… — Я пытаюсь говорить наперекор сталкивающимся мыслям.
Недрогнувший голос мощи и силы отвечает:
— Джексон, я могу показать ее последние анализы перед тем, как мы поехали на Мальдивы. Они значительно отличаются по показателям от тех, которые были ранее. Врачи ставили исключительно неутешающие прогнозы и картина болезни с каждым годом либо ухудшалась, либо оставалась стабильной.
— И вы хотите, чтобы я… — начинаю я с торопливостью и не могу досказать, проглатывая слюну, точно горечь.
— Будь с ней, — указывает, но в мягком подкупающем тоне. — Не отпускай ее от себя ни на шаг. Я позабочусь обо всех финансовых нуждах, устрою такую жизнь, которую бы ты хотел, — он смотрит мне прямо в глаза, сообщая это. Этот взгляд не описать. Его можно сравнить с молитвословием, искренним упрашиванием, будто он нашел во мне чудотворца, оттого способен сделать для меня всё, лишь бы я исполнил его просьбу. — Ты никогда не будешь в чем-либо нуждаться. Все будет у твоих ног, только береги мою дочь и занимайся любимым делом. Большего я и не прошу.
Я стараюсь сложить мысли в единое русло:
— И этот контракт вы придумали, чтобы я был связан с ней? — со всё возрастающей тревогой выдаю я, смотря пустым взглядом, ничего не видя в округе.
— Потому что я уверен, что ты справишься и с моей дочерью, и с управлением корпорации. Ничего дурного не случится с тобой и с твоими близкими, пока ты сам не захочешь этого!
И вот… звезды у моих ног. Но на кой они мне сдались? Зачем мне сплетать их в созвездия?
Трудно поверить во всё сказанное. Посмотрев в одну точку в течение несколько бесконечных минут в моей жизни, под треск имитационных дров в камине, выражаю:
— Я не смогу так. Простите. Я не тот, кто ей нужен, — со вздохом, боязнью, тревогой открыто произношу я, словно раскаиваюсь.
Я никогда себе не прощу этого. Никогда. Если буду жить с той, что не вызывает во мне никаких чувств, и к тому же с психически больной. Я лишь смогу поддерживать ее. Он посчитал за меня, что я буду насильно принуждать себя заботиться о его дочери?
И даже если мой поступок можно посчитать бессердечным, то пусть он таким и будет.
Боже, почему я оказался в таком положении?
Через мгновение, в нем вспыхивает все та же злая сила, спрятавшаяся на время, когда он говорил о своей больной дочери:
— Я знал, что ты шелудивый щенок, не способный на настоящие поступки. Ты подобие тех, которых моя дочь встречала до тебя. — Слова метают пламя, подпаливая мою душу. — Все только из-за денег оказывались с ней.
Слышится завывание ветра сквозь полуоткрытое окно. Он треплет мои волосы.
Вскочив с громким воплем, я поспешно выражаю свое возмущение, переходя границу дозволенного, отступая все правила:
— Вы ошибаетесь, раз так считаете. Я был с ней, потому что она здорово справлялась с профессиональными задачами, не более чем. — Сжимаю кулаки с силой так, что белеют костяшки пальцев.
— Я СДЕЛАЮ ВСЕ, ЧТОБЫ ТЫ ВСЮ ЖИЗНЬ МУЧАЛСЯ, ЧТО ОТКАЗАЛСЯ ОБЕРЕГАТЬ МОЮ ДОЧЬ И БРОСИЛ ЕЕ ТОГДА, КОГДА ОНА НУЖДАЛАСЬ В ТЕБЕ! И, ЕСЛИ С НЕЙ ЧТО-ТО СЛУЧИТСЯ, ТО ТОЛЬКО ТЫ БУДЕШЬ ВИНОВАТ В ЭТОМ! — Его суровый тон является ответом на мой, а дьявольская улыбка вызывает чувство отвращения. Стремительный поток речей с большим бешенством продолжает обрушиваться: — Я ДАЮ ТЕБЕ СУТКИ НА ОБДУМЫВАНИЕ. НЕ ЯВИШЬСЯ ЗАВТРА В МОЙ ОФИС — СЧИТАЙ, ЧТО НЕ ПОЛУЧАЕШЬ НИ БИЗНЕСА, НИ МОЕЙ ДОЧЕРИ, НИ СЧАСТЛИВОЙ ЖИЗНИ С ТОЙ, ИЗ-ЗА КОТОРОЙ ТЫ ОТВЕРГ МОЮ ЛУЧИНКУ.
В моих стеклянных, потрясенно распахнутых глазах от стращания, точно